Девочка и тюрьма. Как я нарисовала себе свободу… - Людмила Владимировна Вебер

Ознакомительный фрагментсоставляющие. Грязные ободранные стены и лавки, зарешеченные окна, голые лампочки без абажуров или плафонов, металлические двери без ручек, с замками только снаружи… Резко пахнущая осыпающаяся краска на всех поверхностях – самых тусклых безжизненных оттенков… Повсюду запах застоявшегося сигаретного дыма и старого железа, намертво въедающийся в кожу и в одежду… И постоянный жуткий лязг – от дверей, наручников, ключей, замков…

Но тогда, в том оглушенном состоянии, я все эти нюансы не особо заметила. Я просто старалась не свалиться – в буквальном смысле – от голода и усталости.

…Мы спускаемся на первый этаж, проходим через турникет и оказываемся в так называемом «обезьяннике». Это место, куда привозят всякого рода правонарушителей – начиная от бомжей и нелегалов без регистрации и заканчивая кем угодно…

Идет крайне медленная, даже заторможенная процедура моего «оформления». Заполняют формуляр – что-то вроде мини-анкеты: ФИО, место жительства, предыдущие правонарушения, особые приметы и так далее.

Потом меня фотографируют на небольшую пластмассовую «мыльницу» на фоне обычной коридорной стены. Дальше снимают наручники и дактилоскопируют – фиксируют отпечатки пальцев на специальной бумажной таблице. Это мерзковато в том плане, что сначала твои пальцы, а потом все ладони целиком – обмазывают черной жирной краской, которая моментально въедается в кожу, а потом попробуй это отмой! Особенно тем немылящимся мылом, что дают после процедуры.

Затем меня заводят в маленькую камеру без окон размером два на три метра. Где большую часть пола образует «двуспальная» лежанка-подиум с двумя синими поролоновыми матрацами. И, наконец, предлагают кипяток. Я обрадованно соглашаюсь.

Мне приносят кипяток в пластиковом стаканчике, и я пью его медленными глотками, испытывая настоящее блаженство. Я даже не представляла, насколько мне хотелось пить, насколько я замерзла! И вот теперь немного согреваюсь… Меня сразу охватывает сонливость, ноги подкашиваются, я почти падаю на матрац прямо в обуви и пуховике и «проваливаюсь» в какое-то мутное забытье.

Так заканчивается этот судьбоносный день, длившийся для меня почти 24 часа, этот первый день моего ада…

ИВС – Изолятор временного содержания

Просыпаюсь я от громкого скрежета открывающейся двери. Меня снова сковывают наручниками, выводят на улицу и сажают в мини-автозак – сине-белый микроавтобус, по форме похожий на маршрутку. Но это только по форме – изнутри это просто жуткая конструкция! Две крошечные камеры – в виде вертикально стоящих железных гробов. Это так называемые «стаканы», как я узнала впоследствии… В такой «стакан» с трудом втискивается один человек нормальной комплекции. И есть еще один отсек побольше – на нескольких человек – куда меня и запирают. Там мало места, всего сантиметров тридцать между коротенькими лавками, но самое главное – там дико холодно. Полное ощущение, что тебя засунули в морозилку! Поэтому едва присев на железную лавку, я тут же вскакиваю, только бы не соприкасаться с этой ледяной поверхностью.

На дворе стоит февраль, и пусть я и в зимнем пуховике, но одета достаточно легко. Ведь в обычной городской жизни не возникает ситуаций, где ты мерзнешь. В общественном транспорте – обогреватели, во всех магазинах и торговых центрах, офисных зданиях – тоже тепло. По улице ты перемещаешься быстро – от тепла к теплу – и не успеваешь даже прочувствовать зимнюю стужу по-настоящему…

Конвоиры садятся в два синих «маршруточных» кресла, установленных лицом к «стаканам». И видно, что этим достаточно крупным мужикам в объемном зимнем обмундировании – тоже невероятно тесно в этих креслах. Им даже ноги вытянуть некуда: пол завален запчастями, колесами, инструментами, бронежилетами, рюкзаками, какими-то пакетами…

Автозак трогается. Я стою, ухватившись за прутья решетки, мои руки в наручниках, а за окном мелькают улицы. И перед моими глазами всплывает сцена из фильма «Однажды в Америке». Та, в которой главного героя Лапшу под пронзительную музыку Морриконе везут в автозаке к огромным тюремным воротам. И он так же, как и я, держится за решетку окна руками, скованными в наручники. С болью и печалью глядя на зрителя…

Мое сердце скукоживается. Нет! Я не хочу быть в этом кино! Это вовсе не мое кино!

Меня привозят в изолятор временного содержания – ИВС, это где-то совсем недалеко, в центре Москвы. Конвоиры сдают меня с сопроводительными бумагами «с рук на руки» и уезжают.

А меня начинают снова «оформлять». Нет, отпечатки пальцев уже не берут. Но зато одна из сотрудниц, тетка с размытой внешностью, ведет в комнатенку с малюсенькой клеткой у стены. Заставляет войти в эту клетку, запирает и велит раздеться. Полностью! После секундного ступора я начинаю снимать вещь за вещью и передаю их этой тетке: сапоги, широкий свитер, леггинсы, гольфы, нижнее белье… Она все тщательно осматривает, прощупывает швы, карманы и так далее. Потом приказывает поднять волосы на голове, показать уши, открыть рот и высунуть язык, потом – нагнуться, раздвинуть ягодицы…

Увидев пирсинг на моем пупке, маленький золотой «банан», приказывает снять: «Не положено! Я передам конвою, они передадут следователю, потом там получишь…» Надо сказать, что я ничего не получила «ни потом», ни «там». И вообще никто так и не смог мне раскрыть судьбу моего единственного украшения, ведь при изъятии не была оформлена специальная бумага. Я тогда понятия не имела, что любое изъятие должно было как-то бумажно оформляться. Я вообще не знала, что мне нужно было требовать и какие у меня есть права… Да разве до соблюдения каких-либо прав мне было?! Я стояла в клетке, совершенно голая и дрожащая, перед рявкающей на меня теткой! Я не помню, когда вообще в последний раз стояла полностью обнаженная перед посторонним человеком! Возможно, в глубочайшем детстве, когда мама брала меня в общественные бани? Но в сознательном возрасте никаких «бань» уже не было. Потому что это совершенно не мое! Я в этом смысле очень закрытый человек. Категорически никаких раздеваний на публике!..

А тут абсолютно посторонняя персона без тени застенчивости рассматривает мою кожу на предмет татуировок, родинок, шрамов и прочих «примет». Чуть ли не под лупой! Заглядывает во все имеющиеся отверстия в теле на предмет контрабанды… Это вообще нормально?! И, возможно, гамма эмоций от негодования до жгучего стыда и накрыла бы меня… Но тетка эта просто не давала опомниться – подгоняла и кричала: «Пошевеливайся!..» Так прошел мой первый личный досмотр с полным раздеванием…

Потом мне вручили покоцанную алюминиевую кружку, такую же ложку, пакет с одноразовым постельным бельем и пакет поменьше с «гигиеническим набором». Провели по паре коридоров и завели в камеру. Мою первую тюремную камеру…

…Представьте комнатку примерно в шесть квадратных метров в форме пенала. Вдоль каждой стены –