Новые приключения Царя Обезьян - Дун Юэ

Ткачиху и Пастуха[14] и сказала: „А вот это вы, Ваше величество, и Погибель Царству. Хотя сегодня пятый день третьей луны, давайте отметим праздник Седьмой Ночи“. Сыну Неба эта затея пришлась по душе, и он снова опрокинул полную чару вина. Тут государь вконец захмелел и уже не мог бы сказать, сколько будет трижды семь или дважды восемь. Лицо у него стало красным, как кровь, голова то и дело падала на грудь, язык заплетался, ноги подгибались, и он повалился на госпожу Сюй, а Погибель Царству села рядом и возложила государевы стопы себе на колени. Была там еще девица из служанок госпожи Сюй, очень привлекательная собой и к тому же сметливая. Сорвав хризантему, она подбежала и, хихикая, воткнула цветок в волосы Сына Неба, чтобы он стал похож на Сына Неба, Опьяненного Цветами. Такое веселье! Ни дать ни взять – остров блаженных на земле!

А все же, если подумать, в прошлых поколениях много было императоров, и среди них немало легких мыслями. Нынче их дворцы сровнялись с землей, о красавицах их и памяти не осталось, да и сами императоры канули в забвение. Нет нужды поминать династии Цинь и Хань, Юга и Севера – вот и наш покойный государь, будучи в расцвете сил, любил удовольствия. Он построил Башню Жемчужного Дождя. Башня та и вправду получилась на славу: вся облицована белой яшмой, окна обложены резным зеленым камнем, к северу от нее стоял Грот Ледяной Пещеры, откуда можно было любоваться восходами и закатами. Ступеньки, что спускались вниз от башни, – красного сандала, оправлены червонным золотом. Как вспомню – лотосовые лица нарумянены, кожа, цвета лепестков сливы, напудрена, платья из шелка прозрачней крылышек цикады, флейты из Шу и струны из У – невозможно было без волнения это видеть и слышать. А вчера императрица велела мне подмести Восточный Сад. Взглянула я на то место, где когда-то стояла Башня Жемчужного Дождя, и поначалу увидела только бурьян. А потом всмотрелась в туманную даль и там, где высились стены башни, крытой разноцветной черепицей, заметила груды черепков, рядом громоздились друг на друге обвитые драконами столбы и разрисованные бабочками балки. Увидела я и кое-что почуднее: солнце еще не взошло, и из колодца под сосной вылетали блуждающие ночные огоньки. Но, сколько я ни вглядывалась, нигде не было видно ни поющего юноши, ни танцовщицы, только под шум дождя заунывно куковали кукушки – одна нота высокая, одна низкая. Вот тут и вправду начинаешь понимать, что и императору, и простолюдину суждено уйти в небытие, государева наложница и деревенская баба одинаково обратятся в прах. В прошлом году во время новогоднего праздника даос Сун Лэ сказал мудрые слова. Узнал он, что наш Легкий Мыслями Император готов хоть день напролет любоваться пейзажами, и чтобы на них еще были нарисованы люди, и преподнес нашему государю картину с видом горы Ли. „А гора Ли все еще существует?“ – спросил Император. „Короткая жизнь горы Ли продлилась только две тысячи лет“, – ответил даос. „Так ведь две тысячи лет – совсем немало“, – рассмеялся Император, а даос ему в ответ: „Мне только жаль, что эти две тысячи лет не были одной непрерывной жизнью. Гора Ли – поросший деревьями земляной холм – существовала двести лет, люди говорили о ней четыреста лет, а летописцы упоминали в своих записях еще девятьсот. Всего получается без малого две тысячи лет“. В тот день я стояла прямо напротив даоса и слышала каждое его слово. Это было больше года назад, а второго дня встретилась мне одна ученая наложница, и я напомнила ей про даоса Сун Лэ. Она сказала, что на той картине с видом горы Ли был изображен могильный холм Цинь Шихуана[15], который владел Колоколом, Передвигающим Горы».

Служанка мела пол и без умолку молола языком, молола языком и не переставала мести пол.

Услыхав про Колокол, Передвигающий Горы, Сунь Укун подумал: «Как это можно передвигать горы? Если бы у меня был такой колокол, то, стоило бы на моем пути встать какой-нибудь горе, в которой обитают чудища, я бы тут же отодвинул ее в сторону, и никаких забот!» Он уже собрался было превратиться в дворцового служителя, чтобы расспросить служанку о Колоколе, Передвигающем Горы, как вдруг во дворце раздались громкие звуки флейты и дробь барабана.

В этой главе три части: в первой рассказывается о Легком Мыслями Императоре, во второй говорится о Башне Жемчужного Дождя и раскрывается смысл всей книги, а в третьей части, повествующей о горе Ли, предрекается жизнь Сунь Укуна в Мире Зеркальном.

Глава третья

Топор цвета персиковых лепестков

      жалуют Сюаньцзану;

Топоры небесных долбильщиков

      застают врасплох Обезьяну.

Услышав музыку во дворце, Сунь Укун стремглав вылетел из Тигровых Ворот дворца. Миновав множество башен и двориков, он очутился на украшенной резьбой зеленой веранде, где в окружении сановников восседал сам Император. Как раз в это время государь с удрученным видом говорил своим приближенным: «Вчера я читал „Драгоценные наставления державной Тан“. Там сказано, что Танский монах Чэнь Сюаньцзан ввел в заблуждение нашего царственного предка. В учениках у монаха была всякая нечисть вроде владыки Пещеры Водной Завесы и чудища Каменного Ручья[16]. Посох настоятеля и чаша для подаяния стали для них оружием почище деревянных вил и железной палицы. Сорок лет спустя монах повел своих учеников покорять наше царство. Поистине он наш злейший враг. А еще там говорилось: „Пятьсот лет тому назад Сунь Укун взбунтовался против Небесного Дворца. Он вознамерился схватить Яшмового Императора и посадить его под лестницей. Однако нынешняя эра еще не кончилась, и Будда усмирил бунтовщика. Если этот Сунь Укун посмел взбунтоваться против обитателей небес, то тем более не убоится поднять бунт против нас, смертных. А Танский монах сделал его своим первым учеником. Почему? Горя желанием стать правителем Юго-Востока, монах выдал себя за паломника, идущего на Запад. Он искал поддержки Обезьяны и Драконьего коня[17], чтобы быть акулой среди рыб“. Прочитав эту книгу, я безмерно встревожился и решил немедля послать предводителя нашего войска Чжао Чэна на Запад с приказом казнить этого монаха и принести его голову, а шайку его учеников разогнать. Вот когда мы раз и навсегда избавимся от этого разбойника».

Тут вышел вперед императорский советник Ли Куан