Детство в режиме онлайн - Екатерина Вадимовна Мурашова

– Нда… – я сразу не нашлась с ответом, и моя посетительница моментально закручинилась:

– Вот видите, я же говорила – осудите… Да осуждайте на здоровье, я и сама себя осуждаю, только скажите – что ж мне с этим делать-то? Нельзя же так жить! Он же и сам уже все видит и чувствует. Недавно я опять его уроки переделывать заставляю (у него иногда в тетрадке и прочесть нельзя, что написано), а он вдруг голову поднимает и спрашивает: «Мам, а ты меня вообще хоть немного любишь?» Меня как кулаком в лицо…

Я немного понимала ход ее не столько мыслей, сколько чувствований, но плохо представляла, что тут можно изменить. Однако Вадика-то жалко. Жить с постоянным ощущением, что тебя стесняется родная мать… тут как бы не псу под хвост все успехи реабилитации…

– А у вас фантазия хорошая? – спросила я, уже зная ответ.

– Да, очень. Я подростком даже роман писала на двоих с подружкой. Сейчас это мне скорее мешает – я же понимаю, что много с Вадиком придумываю, и люди вокруг, может, ничего такого и не видят и не думают вообще.

– А давайте вы вообразите, что Вадик – приемный ребенок?

– Это как?!

– Ну сочините обстоятельства какие-нибудь. Например, что его в роддоме подменили или что у вас в автокатастрофе лучшая подруга погибла и вы взяли ее больного сына… Вдруг поможет?

Женщина сначала явно удерживалась от желания покрутить пальцем у виска, а потом в ее глазах вдруг внезапно что-то зажглось – там явно рождался сюжет.

– Хорошо, спасибо, я попробую, – скороговоркой пробормотала она и убежала.

«Может, я себе льщу, – самокритично подумала я ей вслед, – и она просто решила, что психолог рехнулся?»

* * *

На следующей встрече она села в кресло и зарыдала.

Склонность к театральным жестам я заметила еще в прошлый раз и поэтому, не пытаясь утешить, просто пережидала.

Однако ее рассказ меня, признаюсь, поразил.

Мою идею мать Вадика восприняла на ура. Но собственными фантазиями, увы, не ограничилась. Если весь мир театр, то люди (во множественном числе) в нем актеры. Следовательно, пусть играют.

Она пришла к мужу и сказала: «А вот если бы наш Вадик был приемный, то как это могло получиться? Может быть так, что у нас долго не было детей, потому что ты в армии служил на подводной лодке?»

Муж естественно едва не упал с табуретки.

Вызнав, что этот бред – результат ее обращения к психологу, он посоветовал ей о том психологе забыть и обратиться сразу к психиатру.

Однако она не унялась и пришла с тем же к своей матери. Мать, переживающая за душевное состояние дочери и видя ее необычно оживленной, с горящими глазами, подыграла и вспомнила потрясающую историю: оказывается, ныне покойный дед женщины остался сиротой в войну после бомбежки эвакуационного эшелона, и его прямо на железнодорожных путях раненым подобрала в дополнение к двум своим детям женщина, которая их всех потом и воспитала. Мать Вадика кинулась с этой историей к его отцу, который только головой покачал и со словами «чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не вешалось» ушел на работу. Казалось, он даже рад, что она по крайней мере про подводную лодку позабыла.

Дальше все было прямо очень неплохо. Женщина явно приободрилась и радостно сочиняла сюжет за сюжетом. Мать, муж и младшая сестра обреченно слушали. Та подруга, с которой когда-то писали роман (за истекшие годы она превратилась в бездетную и безмужнюю журналистку феминистического толка) ничего в сбивчивых объяснениях подруги не поняла, но охотно подключилась к процессу и предлагала оригинальные решения.

Поразительно, но Вадик вроде бы стал лучше учиться и лучше концентрироваться.

Параллельно произошло следующее. Чуткий Вадик словил волну, как-то ее проанализировал, где-то что-то подслушал – и рассказал двум своим школьным приятелям, что он, оказывается, приемный.

– Ох ты! – сочувственно отозвался один из них. – Как же они тебя такого косого взяли? Видать, очень полюбили…

Через два дня о «приемности» Вадика знал весь класс. Еще через день, конечно, узнала учительница.

Она пришла в учительскую и произнесла приблизительно следующий спич:

– Другими глазами смотрю на эту семью. И ведь скрывали, не выпячивали ничего, не требовали себе льгот, поблажек, как другие вон – из каждого утюга, ах какой я герой. А эти молчком, молчком – а какого трудного мальчика вытянули практически до нормы! Я вот думаю с ним дополнительно математикой позаниматься – он соображает-то хорошо, но отвлекается на уроке, а если один на один, у него лучше, конечно, уложится…

– Правильно, правильно вы все говорите и делаете, Марья Петровна, – закивали тронутые коллеги.

Когда учительница вызвала мать Вадика и участливо и дружелюбно изложила ей все нам уже известное, у бедной женщины, естественно, сделался полный ступор. Все что она смогла из себя выдавить: «Я не хотела, чтобы он узнал…»

Учительница успокаивающе погладила ее по плечу:

– Ну милочка, в наш век все такое прозрачное, и, конечно, все тайное рано или поздно становится явным… Но, кажется, ваш Вадик принял это мужественно и даже с воодушевлением, если можно так выразиться, – и это тоже один из его плюсов.

Домой женщина шла на ватных ногах и с шумом в голове. Ей нужно было поговорить с сыном. Монолог был сочинен по дороге и начинался со слов:

– Вадик, я хочу, чтобы ты знал, что ты наш родной сын!

Вадик выслушал монолог, едва ли не подпрыгивая (помним, что еще недавно прыгать он не умел) от нетерпения. Когда мать закончила, спросил:

– Так получается, что вы меня правда любите, да? Именно меня? Раз такого взяли? Или… – на подвижном лице мальчика обозначилась тревога. – Может, там здоровых и красивых вообще не было? Только такие?

Тут женщина разрыдалась и заверила сына, что «там» было сколько угодно здоровых и красивых, но для них с отцом именно он всегда был и остается самым лучшим.

– Ура! – сказал мальчик. – Спасибо тебе и папе, что вы меня взяли, я постараюсь упражнения по русскому делать в первую очередь и в строчки попадать.

* * *

– Что же мне теперь делать?! – опять вопрошала женщина, заламывая руки.

– Шоу маст гоу он, – сказала я, абсолютно не будучи в том уверенной. Но все другие варианты казались еще хуже. – По крайней мере какое-то время. Вы хоть остановились на какой-то одной версии? Он же теперь спрашивать будет…

– Да, да, – закивала она. –