Братья Нобели - Федор Юрьевич Константинов

их в «Гранд-отель», где для гостьи из Вены уже снят роскошный номер. По дороге Альфред говорит Берте, что у нее скоро будет собственная комната в его особняке на авеню Малахоф – просто ремонт в доме затянулся и она пока не готова.

Затем Берта попросила дать ей пару часов передохнуть в номере, и галантный изобретатель динамита оставляет ее, не забыв сказать, что после отдыха ждет ее за столиком ресторана отеля – ведь им необходимо пообедать. Когда Берта насладилась изысками французской кухни, Альфред повез ее прогуляться по Парижу. Последующие несколько дней тоже были сплошным праздником. Они гуляли, ели в лучших ресторанах – и говорили, говорили, говорили. «Альфред умел разговаривать, рассказывать и философствовать столь ярко, что интеллектуальная беседа полностью поглощала слушателя», – пишет Берта в воспоминаниях. В порыве откровения он показал ей свою поэму «Загадка» и несколько других стихотворений, и Берта была окончательно потрясена: ее новый знакомый к тому же мыслитель и поэт!

Но вечерами, вернувшись в номер, она понимает, что, будучи очарована умом и манерами Альфреда, увы, не чувствует к нему физического влечения, а то, что только общения и родства душ, если она согласится принять его предложение и стать «секретаршей и домоправительницей», ему будет недостаточно, она уже поняла. Не исключено, что в какой-то момент или даже прямо сейчас он предложит ей руку и сердце. Она, конечно, может сказать «да», но что дальше? Стоит только Артуру появиться в Париже – и она не устоит, то есть будет изменять мужу, да еще такому хорошему, а это подло, и идти на такую низость она не собирается. Но, допустим, она отвергнет Артура окончательно, и что дальше: ложиться в постель с мужчиной, к которому испытываешь уважение и из уважения позволяешь пользоваться своим телом? Для такой женщины, как Берта Кински, это тоже был не вариант.

Она пыталась убедить себя, что со временем сможет полюбить Альфреда по-настоящему, но одновременно писала страстные письма Артуру и получала от молодого любовника послания, пронизанные такой же страстью. Между тем, настал день, когда Альфред, для которого все было ясно еще со встречи в Вене, наконец решился задать Берте главный вопрос: «Свободно ли ваше сердце?» И Берта с присущим ей благородством не стала кривить душой и рассказала о своих непростых отношениях с Артуром фон Зуттнером.

Для Альфреда это, безусловно, был очень болезненный удар, но он еще надеялся, что все не так безнадежно. Он сказал, что прекрасно понимает ее чувства, но убежден, что она поступила совершенно правильно, сказав Артуру, что у их отношений нет будущего, и сейчас просто нужно сделать над собой еще одно усилие и полностью их прекратить. Он же ни на чем не настаивает, он готов дать ей время, чтобы Берта привыкла к нему, и сделает все, чтобы она его полюбила. Просто надо начать жизнь как бы заново. «Новая жизнь, новые впечатления – и вы оба позабудете о прошлом. Он, возможно, еще скорее, чем вы», – добавил Альфред.

Но жизнь, как всегда, распорядилась по-своему. Дела требовали его немедленного отъезда за границу, и он предложил Берте остаться хозяйкой в его доме до его возвращения, а затем они начнут готовиться к Рождеству и вместе встретят этот чудесный праздник. Однако сразу после отъезда Берта получила телеграмму из Вены, в которой Артур сообщил, что окончательно понял, что жизнь без Берты для него немыслима, и умоляет ее вернуться. И Берта Кински оставила Альфреду прощальную записку и покинула Париж. Спустя полгода она тайно обвенчалась со своим возлюбленным, после чего родители лишили Артура наследства, и молодожены уехали в Грузию под покровительство княгини Екатерины Дадиани, где им было суждено прожить восемь трудных, но счастливых лет.

А Альфред Нобель вернулся в свой огромный особняк, встретивший его мертвой тишиной и лежащей на столе запиской, означавшей крушение стольких надежд и планов. В тот день он, видимо, в очередной раз пришел к выводу, что ему не суждено обрести счастье с женщиной своей мечты. Случившееся, безусловно, усилило сидевший в нем комплекс неполноценности, связанный с внешностью, которая будто бы отталкивает женщин.

Все вышеописанные события, вероятнее всего, происходили в ноябре 1875 года – по той причине, что еще в конце октября Альфред в письме Лидбеку с восторгом рассказывал об очаровательной гувернантке, а в начале декабря он уже сообщал Людвигу, что будет опять встречать Рождество в одиночестве. Тот в ответ необычайно настойчиво начал приглашать брата на зимние праздники в Санкт-Петербург. Он писал, что Альфред, достигший впечатляющего финансового успеха, теперь вполне может позволить себе немного отдохнуть и «одновременно подарить мне и моим близким радость иметь тебя какое-то время в своем распоряжении. Кроме того, мне было бы приятно показать тебе, как я живу и как чудесно, когда дом полон народа и детей».

В следующем письме Людвиг осторожно намекает, что в Санкт-Петербурге тоже немало весьма достойных женщин, в том числе начитанных и образованных, которые вполне могли бы взять на себя обязанности домоправительницы, а заодно говорит, что слова из письма брата о «печали грядущего безрадостного Рождества» просто разорвали ему сердце. Эта печаль, пишет он, «болью отдается в моем сердце, когда я понимаю, как счастлив с выводком детей вокруг меня, – и все спрашивают, когда я рассказываю, что бедный дядя Альфред сидит один: “почему он не приедет к нам? Почему не празднует Рождество с нами?” Я ничего не могу ответить, потому что в душе надеюсь вот-вот получить весточку, что ты направляешься сюда».

И еще одно письмо, еще одна попытка «вытащить» брата в Петербург, в который он почему-то упорно не желает ехать: «Сейчас, когда я знаю, что ты сидишь в своем доме и никакие тревожные дела не должны занимать твои мысли, мне больно думать о том, что ты одинешенек, без заботливых рук или приветливого взгляда».

Все оказалось тщетно: Рождество и Новый 1876 год Альфред встречал в полном одиночестве, переживая недавнюю любовную драму. В качестве праздничного подарка он послал детям Людвига заводную игрушку, изображающую кружащуюся в танце влюбленную парочку. Думается, читатель понимает, что детям Людвига эта банальная игрушка была в общем-то ни к чему – у них были куда более интересные и дорогие игрушки. Но зато для Альфреда Нобеля она, безусловно, символизировала очень и очень многое…

Глава вторая

Людвиг и Роберт

Брат может не быть другом, но друг – всегда брат.

Бенджамин Франклин

«Как мы все-таки непохожи друг на друга! Вы, окруженная любовью, радостью, пульсирующей жизнью, заботящаяся и принимающая заботу других, любящая и любимая, погруженная в море счастья, – и