Кавалеристы - Артем Владимирович Драбкин

выяснилось, его специально оставили. И когда мы пошли на Гольдап, только из деревни вышли, а тут наш танковый полк подошел. У нас штаб, подразделения растянулись по дороге, тут команда «Принять вправо!». Все отодвинулись, и танковый полк вышел. И только он прошел полкилометра, как начали рваться снаряды. Причем крупнокалиберные. Там, там, там… Ну, колонна начала рассеиваться по полю. Но сразу догадались, в чем дело, кинулись искать и вытащили этого корректировщика. Вот как раз там у нас провалились лошади. Но я про другое хочу рассказать.

Когда решили напоить лошадей, то упустили железное ведро в колодец. А железное ведро у нас на вес золота. Потому что у нас брезентовые торбы, но их осколками пробивает или пулями. И вот этот самый Костерин пошел воды набрать, и у него ведро оторвалось. Ну, давай его доставать. Нашли «кошку», приспособили ее. И вот он дергал-дергал, вроде зацепит, потянет, но обрывается. А колодец неглубокий, метра четыре всего, и видно, что ближе к воде такой выступ, как площадка. На него даже можно встать. Костерин говорит ребятам: «Давайте я туда спущусь, а вы меня потом вытянете». Ну, опустили его, и вдруг он оттуда кричит: «Немцы! Здесь немцы! Тащите меня скорее!» Что такое? Оказывается, он зачерпнул и вытащил труп немца, ну и перепугался, конечно… В конце концов, этот труп вытащили, и Костерина вытянули, а ведра-то нет. На него опять: «Упустил ведро, вот и лезь опять!» – «Нет, не полезу!» Ну, что делать, пришлось ему снова лезть. Опять орет – второго немца вытащили… А когда еще первого вытащили, некоторым стало не по себе. Сразу побежали на кухню, перевернули ту воду, которую уже натаскали. Но перед этим заметили такую вещь – лошади не пьют! День не пьют, второй. Еды полно в сарае: сено там, брюква, но воду возьмут в рот и сразу выливают. Причем все так. Губы пополоскали и сразу выплевывают. Ну, стали думать, надо ж поить лошадей. А где-то у последнего дома, метров за триста, там тоже корыто и эскадрон стоял. Ветинструктор предложил: «Давай туда лошадей отведем!» – и вместе с коноводом командира взвода, был такой у нас Глушков Петя, они повели лошадей туда. И смотрим, лошади увидели воду и как рванули… Ребята их не удержали, и они туда галопом понеслись. Подбегают туда, этих лошадей расталкивают и к корыту воду пить… Вот такая история.

– А кто этих немцев в колодец побросал?

– А черт его знает. Может, и свои, чтобы воду отравить. Потому что, мы когда пришли, чуть-чуть снежок припорошил, и в поле видно там немецкий труп лежит, там, сям… Там же впереди нас прошла пехота, но потом мы его брали. Немцы здорово насели, даже их бронепоезд подошел, в общем, была такая заваруха. И то ли они в колодце спрятались и их пехота обнаружила. А может, и пленных туда побросали, не знаю.

– Я как раз хотел спросить об отношении к пленным.

– Когда еще только подходили к Восточной Пруссии, политотдел уже вовсю работал, на всех собраниях объясняли: «Не допускать никаких эксцессов с населением! Мирных жителей не трогать! Чтобы ни насилия, ни поджогов!» Но все равно случалось.

Вот, помню, попалось нам как-то село, выскочило сейчас название. Там наши уже вышли на его окраину, и вдруг подъезжает начальник артиллерии дивизии. Меня увидел: «С кем связь?» – «Держу связь с полками, с дивизией и вплоть до корпуса!» – «А с эскадронами?» – «Нет, связи с эскадронами не имею!» В общем, он дал команду «Не входить в село!», и эскадроны залегли. По этой деревушке артиллерия стала бить. То ли пошли наступать без огневой поддержки, то ли он пьяный был, черт его знает. Ну, короче говоря, там такое устроили, что там пожар начался. А деревушка-то небольшая, всего одна улица. Потом нам по этой улице идти, а там горит так, что кони шарахаются. Вот, спрашивается: на хрена надо было это делать? Я не понимаю. Хотя и ненависть к немцам тоже была. Я же знал, что творилось в Ростове, какие они зверства творили. Когда под Ленинград нас перебрасывали, такой слух прошел – нас перебрасывают, чтобы отрезать немцев от Ленинграда, чтобы взять в плен те части, которые беспощадно обстреливали город. И что пленных брать не будем! Вот такой разговор ходил.

Хотя я уже понимал, что мы воюем не с народом, а с фашистами. Фашисты, понятно, это изверги. Но ведь и мы с сестрой, по сути, жизнью обязаны тому немцу, что у нас жил. Когда посылка пришла, я видел его слезы. Как он говорил: «Я мастер высокого класса, ну зачем мне эта война?» Фотокарточку показывает, там жена красивая с детишками. В Берлине живет, причем на Унтерденлинден, в центре считай. Видимо, действительно, классный специалист, пусть и младший офицер. И поступал по-человечески. Поэтому на фронте, где бы пленных ни увидел, ведут там или стоят, так я всегда ходил посмотреть, может, среди них этот Ганс… Нигде, конечно, его не встретил, но все-таки надеюсь, что он остался жив. Но я ведь двоих даже лично привел в плен. Это уже перед самой Победой случилось.

Мы ведь еще 3 или 4 мая встретились с американцами на Эльбе. Линии фронта уже не было, только отдельные группы немцев прорывались на запад. На тыловиков нападали, как-то даже на штаб напали. А когда мы к этому Виттенбергу двигались, то я увидел, что в лесу стояла полуразбитая грузовая машина. В кузове у нее разбитые ящики, там инструмент, болты, гвозди и все такое, что может пригодиться нам для ремонта. И в один день я сел на велосипед и поехал. Вот же дурень! Хотя бы взял кого-то с собой. А то один на велосипеде…

Приехал, набрал себе чего-то и уже на обратном пути слышу: стрельба в лесу. Тут наши солдаты выехали, двое, потом третий. Увидели меня: «Ты чего тут один?» – «Да вот, набирал!» Ну, они сели и поскакали. Я следом иду. А они мне рассказали, что там в сторожке пряталась группа немцев, они их распугали, и немцы убежали.

Выхожу из леса на дорогу, а по ней идут гражданские. Тащат на велосипедах вещи, прямо обвешаны сумками, узлами. Несколько человек: женщина и дети, двое или трое. И когда я вышел на дорогу, меня обогнала группка женщин, человек пять. А идем как раз в сторону, где стреляли. Там лес, а ближе к дороге кустарник, и в нем мелькнул мужик с белой повязкой. Значит, капитулировавший