В дальних плаваниях и полетах - Лев Борисович Хват

клокочущего, кашляющего, тарахтящего мотора, установленного в средней части «фармана», позади пилотской кабины, «толкал» его вперед, заставляя двигаться с неимоверной скоростью — девяносто километров в час!.. Конечно, по сравнению с «фарманом» пятиместный «кертис» — совершенство, но к середине тридцатых годов кюртцерский гидроплан бесспорно заслужил уже место в музее авиационной техники.

— Вы обязуетесь, мистер Кюртцер, прилететь в Джуно раньше завтрашнего полудня — до старта рейсового «локхида» на Фэрбенкс? — спросил я.

— Доставлю вас в Джуно сегодня к вечеру, — заверил хозяин «кертиса».

— Гарантия?

— Если опоздаем к вылету «локхида», вы не платите мне денег. О’кэй?

— Смотрите, мистер Кюртцер, не промахнитесь!

— Это мой бизнес, — тоном уоллстритского банкира произнес он и распахнул дверцу кабины.

Кюртцер не скрывал своей радости. Давно уже старый «кертис» стоял на приколе, а его владелец бедствовал. «Воздушный бизнес», по-видимому, открывал возможность как-то заштопать прорехи в его дырявом хозяйственном бюджете. Позднее Кюртцер признался, что для нашего полета ему пришлось обегать знакомых, занимая деньги на бензин.

«Кертис» мучительно долго выруливал на старт. Пилот дал полный газ. Пошатываясь, как переложивший ночной гуляка, гидроплан бежал по заливу и упрямо не желал отрываться от воды. Тревожно косясь на механика, Кюртцер раскачивал штурвал, но самолет только клевал носом. Он несся прямо на голландский торговый пароход. У Вернона вытянулось лицо, глаза замигали, будто в них внезапно ударил прожекторный луч. Гидроплан еще раз клюнул, кланяясь голландцу, и вдруг подскочил. Мы были в воздухе.

Интересуясь компасным курсом, я глянул через плечо пилота. На приборной доске зияли отверстия — приборов было куда меньше, нежели гнезд, в которых им положено находиться. «В минуту жизни трудную» Кюртцер по возможности облегчал свою машину, даже компас не уцелел.

— Как мы полетим без компаса? — закричал я во весь голос.

Пилот только повел плечами.

— Вот карта, у нас есть хорошая карта, — указал механик на потрепанный свиток, лежавший у ног Кюртцера. — Можно обойтись без компаса. Чтобы не потерять ориентировку, если на курсе появится облачность, мы полетим низко.

А президент Уилсон рекомендовал «первоклассный самолет»!.. Единственным достоинством канареечного гидроплана было то, что он не падал и как-никак передвигался в желаемом направлении со скоростью полтораста километров. Но едва на горизонте намечались облака, Кюртцер резво снижался, боясь заблудиться в тумане.

Бесчисленные островки, поросшие хвойным лесом, пробегали внизу, метрах в ста. Пароходы, катера, рыбачьи шхуны, оставляя пенистые следы, проносились под нами. Справа из-за холмов вынырнуло селение. Дома на сваях разбросаны вдоль залива, с берега протянулся деревянный причал. Кюртцер бережно посадил машину и подрулил к берегу. Гидроплан прибыл на канадский остров Ванкувер, в поселок Аллерт-бей.

Как из-под земли выскочил старенький форд.

— Прошу, джентльмены!

Автомобиль выпустил струю дыма, затрясся, как в малярийном приступе, и, припадая на бок, заковылял по ухабам. В тучах пыли понеслись вслед красноглазые псы с оскаленными клыками.

В таможне, похожей на лавку древностей, сложив ладони на животе, дремал за столом краснощекий толстяк. Услышав шаги, он приоткрыл глазки, коротко промычал и сунул Кюртцеру разлинованную ведомость. Пилот написал, что трое граждан США и один гражданин СССР летят транзитом через Канаду на Аляску и никаких предметов торговли не везут. Не взглянув на запись, толстяк лениво махнул рукой, давая понять, что аудиенция окончена. Мы были уже за порогом, когда таможенник снова ожил:

— А сувениров вы не везете?

— Нет, сэр, нет!

Изогнутая вдоль залива улица была пустынна. Лишь у высоких, пестро раскрашенных деревянных столбов возились полуголые индейские ребятишки. Столбы эти с резными изображениями чудовищных птичьих голов — тотемы — служат гербом рода; по древним верованиям индейцев, они охраняют от злых духов и иных напастей.

«Кертис» полетел дальше на север. Раскрывались изумительной красоты пейзажи, напоминавшие берега Амура, Волги, Камы. Морские суда и челноки сновали в проливах. Слева пенными горбами вздымался Великий океан, справа белели горные цепи, леса тянулись к сверкающим вершинам. В тихом заливе торчали мачты потонувшего судна, и так прозрачны были воды, что в глубине различался полуразвалившийся остов…

Живописный пейзаж сменили мрачные и необжитые, сплошь лесистые пространства. Гидроплан шел над верхушками вековых сосен. Вдруг открылись просторная бухта, похожая на горное озеро, и прибрежный поселок совершенно сказочного вида. Механик ткнул пальцем в карту: «Бьютедал!» У обрывистого берега лепились «избушки на курьих ножках», окруженные зеленым амфитеатром. Меж великанских деревьев, пенясь и шумя, стремительно низвергались водопады.

Возле сарая с вывеской «Канадская рыболовная компания» на длинной деревянной изгороди сушились сети. У берега толпились рослые светловолосые парни с дымящимися трубочками во рту.

— Как вы очутились в наших краях? Далеко ли летите?

То были норвежцы-рыбаки, переселившиеся на сезон лова из канадского Ванкувера.

— Переночуйте у нас, погостите, — приглашали они. — Ведь Россия — соседка нашей маленькой Норвегии…

На катерах, пробирающихся в лабиринте островков, три раза в месяц сюда доставляли почту. Из газет рыбаки знали о советских трансполярных перелетах.

Я опустил в почтовый ящик открытку с видом Бьютедала; она путешествовала до Москвы тридцать два дня.

Полет продолжался. Солнце скрывалось за лесными чащами. Пилот все мрачнее поглядывал на часы.

— Что слышно насчет Джуно, мистер Кюртцер?

— Я гарантировал, что вы попадете на рейсовый самолет. Так и будет, хотя… ночевать нам придется в Кетчикене.

Сгущались сумерки, когда «кертис» опустился в этом аляскинском городке. Мы пролетели девятьсот километров — почти три четверти пути между Сиэтлом и Джуно. Гидроплан прибыл из-за границы, с канадской территории, и таможенный чиновник, на этот раз американский, также не глядя подписал кюртцерскую ведомость.

На палубе парохода, стоявшего у причала, распевали туристы, возвращавшиеся в Штаты. Другие пассажиры рыскали по местному Бродвею, где зажглись цветистые огни реклам, — Кетчикен подражал «большим».

Второй по численности населения город Аляски, насчитывающий до четырех тысяч жителей, Кетчикен производил впечатление ярмарки. Торговали на тротуарах, из окон домов, в воротах; для приманки туристов лавочники выставили все наличные соблазны. Перед магазинами торчали долговязые тотемы; казалось, эти нагромождения орлиных и вороновых голов сейчас сорвутся с места и закаркают: «Покупайте товары в Кетчикене — городе волшебных сувениров! Покупайте только у нас!»

Вот провинциальный клерк из Алабамы, впервые узревший «страну чудес», в упоении закупает сувениры для дядей и теток, братцев и сестриц. Уж он-то их удивит, он-то им порасскажет!..

— Я вижу в вас знатока, сэр, — змеем-искусителем извивается перед ним торговец. — У меня, сэр, случайно сохранился редчайший уникум, шедевр древнейшего индейского искусства — миниатюрный тотем