Шотландия в Новое время. В поисках идентичностей - Виктор Юрьевич Апрыщенко

Хайленда, и кроме того, монарх продемонстрировал свое близкое знакомство с содержанием Статутов. Более того, на Нокса возлагалась обязанность продолжить работу в направлении создания условий для цивилизовывания Хайленда. И все это свидетельствует в пользу того, что Статуты рассматривались как многообещающее начало этого процесса. И, наконец, не менее важно и то, что, наделяя Нокса званием стюарда Островов, Джеймс подтверждал, что «все эти острова, или, по крайней мере, большая их часть, является нашей собственностью»[225].

Конференция вождей, начавшаяся с опозданием 28 июня, не принесла ничего принципиально нового. Было лишь согласовано, что новый визит королевского представителя состоится в ближайшем будущем, и вожди обещали содействовать ему во время пребывания в Хайленде. Важно было и то, что вожди и правительственные сановники были удивлены друг другом в том, что обе стороны способны вести диалог без взаимных категорических требований. Хотя обоюдное давление сохранялось – вожди стремились к тому, чтобы правительство и корона наделили их соответствующими титулами знати, а монархия со своей стороны жаждала получить ренту, лишить вождей военной свиты и т. д. Однако летом 1610 г. всем было ясно, что диалог может продолжаться.

Именно этот компромисс по большей части вопросов, связанных с островами и Хайлендом, привел, очевидно, к тому, что 27 июля 1610 г. Статуты были наконец одобрены Тайным советом[226]. Участники кампании «Искателей приключений», возобновившейся с осени 1609 г., представлявшей собой влиятельное лобби, были полностью удовлетворены достигнутыми соглашениями между правительством и вождями и не стали препятствовать регистрации документа.

Как в целом можно интерпретировать правительственную политику в отношении Хайленда? Самое главное, мероприятия Джеймса в горной Шотландии находились в русле его более общих мер, связанных с централизацией страны и со строительством национальной государственности. Кроме того, думается, что монарху принадлежит, по крайней мере, несколько жизненно важных для королевства инициатив. Первая и, очевидно, основная заключалась в том, что отныне государство показало свое желание и способность предпринимать силовые акции против горцев, не следующих его линии. В результате был проведен ряд военных походов, призванных продемонстрировать, что отныне вожди будут находиться под пристальным присмотром. Единственная экспедиция, инициированная Джеймсом V в 1540 г. такого эффекта не возымела. Армии же Джеймса VI показали, что войска не просто приходят в Хайленд и уходят оттуда, их постоянное присутствие отныне должно было ощущаться постоянно. Первая такая экспедиция, проведенная в 1596 г., свидетельствовала об изменении курса, затем последовали 1605, 1608, 1614 и 1625 гг. А после 1603 г. эти походы рассматривались также как силы, способные поддержать политику Англии в Ольстере.

Наиболее активное вмешательство в Хайленд осуществлялось также в форме колонизационных проектов. Начиная с кампании «Пяти искателей приключений», подобные проекты продолжались, и хотя Маклеод, на земли которого высадился «колонизационный десант», в итоге одержал победу, его власть оказалась значительно подорванной. Отныне королевские служащие не оставляли попыток новых аналогичных проектов. Тот факт, что в Статутах Ионы колонизация не упоминается, не должен, вероятно, вызывать удивления. Этот документ был направлен на ведение диалога между правительством и вождями, в то время как колонизация предусматривает диалог лишь в очень ограниченной форме.

Однако колонизационные проекты получили слабое развитие в Хайленде еще по одной причине, и это характеризует третье направление политики Джеймса в отношении горной Шотландии. В его правление все большую поддержку стали получать те вожди, которые шли на сотрудничество с короной, в первую очередь, это были Кемпбеллы и Макензи. Те же, кто отказывал короне в лояльности, выплате ренты и других свидетельствах верности, должны были подвергаться гонениям, орудием которых были все те же Аргайлы. Сами колонизационные проекты были открыты только для лояльных монархии вождей. Как результат Маккензи получили остров Льюис в 1610 г., а Кемпбеллы овладели Айлейлем в 1614 г.

Четвертое направление хайлендерской политики Джеймса было связано с регулярным изъятием средств у горцев пользу короны. Монарх лишь отчасти стремился к цивилизовыванию гор, другой стороной его политики было пополнение казны. Колонизационные проекты могли проваливаться, но тот факт, что теперь горцы платили в королевскую казну, бесспорно, в глазах Джеймса, делал их более цивилизованными. И этим измерялся успех короны в хайлендерской политике.

Вожди по-прежнему оставались владельцами земли, но теперь их положение изменилось. И свидетельством этих перемен стало то, что отныне ежегодно они должны были являться на королевский прием в Эдинбург, что позволяло правительству держать клановых лидеров под постоянным присмотром. В том случае, если вождю приходило в голову вести свою собственную игру, он подвергал себя риску быть арестованным в столице, а если он не являлся на монаршую аудиенцию, этим он заведомо ставил себя вне закона. С другой стороны, эти ежегодные встречи вождей и короля сделали возможным диалог между ними, что, сближая стороны, способствовало решению ряда проблем.

Само участие вождей в намечающемся диалоге делало их позицию в обществе крайне двойственной. С одной стороны, они продолжали быть горскими вождями, а, с другой, обретали новый статус, параллельную идентичность, связанную с их положением как британских джентльменов. Это второе их воплощение отражало одновременно и результаты унии корон, и процесс размывания собственно горской культуры, о стремлении к которому свидетельствуют Статуты 1609 г. и соглашение 1616 г. Становясь вровень с лоулендерским лордами, хайлендерские вожди являли собой более общий процесс сращивания владельческих классов в рамках Британии, процесс, конечно же, далекий от завершения. Начало XVII столетия было тем периодом, когда британская корона наиболее последовательно заявляла о варварской стороне гэльской культуры, стремясь к тому, чтобы все гэльское было удалено из шотландской национальной идентичности. Однако эти стремления были чрезвычайно далеки от того, чтобы быть реализованы в одно мгновение.

Между двумя идентичностями, горской и британской, балансировать на грани которых теперь должны были вожди, пролегала слишком большая пропасть. Гэльские поэты хотели, чтобы вожди сохранили свою традиционную идентичность, и стремились оградить их от английского влияния, столь далекого и чуждого большей части рядовых хайлендеров. Сами же вожди испытывали слишком большое искушение быть одновременно и горскими лидерами, и лондонскими джентльменами. Однако эта история, в которой можно было чередовать и смешивать хайлендерскую и британскую идентичность, принадлежит, скорее, середине XVIII столетия, чем началу века XVII.

История интеграции Хайленда показала, что уния 1603 г. во многих отношениях была несовершенным проектом – политическое единство было половинчатым, религиозные отличия устранены не были, а порой обострялись, культурная пропасть казалась непреодолимой. Но, вместе с тем, этот союз не распался. Причины этого, думается, лежат, главным образом, в плоскости политической и восходят к тюдоровскому правлению, которое, не будь унии 1603 г., могло привести к тому, что престолы в Лондоне и Эдинбурге занимали бы представители разных династий, что не устраивало,