Великий переход. Американо-советские отношения и конец Холодной войны - Raymond L. Garthoff

ядерного паритета между СССР и США". Причиной отказа Америки от разрядки Фалин считал отказ американских правящих кругов принять военный паритет и отказаться от политики давления, основанной на позициях силы. Более того, он рассматривал это как продолжающуюся битву, в которой реалисты в Вашингтоне продолжали проигрывать.

 

Фалин и те в советском руководстве, кто разделял его точку зрения, пришли к следующему выводу: "Доктрина прямой конфронтации, принятая администрацией Рейгана, ориентирована на оказание давления на весь мир, на достижение "эскалационного доминирования" США путем развертывания оружия первого удара, на провоцирование и раздувание конфликтов для удовлетворения военно-политических целей Вашингтона". Директива президента NSDD-32 от мая 1982 года "потребовала от вооруженных сил подготовиться как для затяжной неядерной войны и победоносной ядерной войны". И самое критическое: "Империализм решил ограничить время и пространство для СССР и всего мирового социализма всего пятью минутами для размышлений в кризисной ситуации... угрожать и начать войну, если мечта Вайнбергера о достижении превосходства без применения оружия не будет достигнута".

Анализ Фалина был далеко не самым мрачным среди советских комментариев. Он неоднократно цитировался в качестве важной репрезентативной линии советского мышления того времени. Трудно было убедить тех, кто придерживался такой точки зрения, что империалистические правящие круги в Соединенных Штатах теперь готовы согласиться на паритет, контроль над вооружениями, снижение напряженности и по крайней мере сосуществование, если не разрядку.

Другой пример иллюстрирует озабоченность советских лидеров американским политическим и идеологическим наступлением. Леонид Замятин, заведующий отделом международной информации ЦК, ответил на выступление Рейгана в ирландском парламенте в июне 1984 года, выразив готовность начать переговоры с советскими лидерами. Он начал с того, что напомнил слова Рейгана, сказанные им в британском парламенте всего двумя годами ранее и провозгласившего "крестовый поход" против социализма. "Вашингтонские лидеры заявляют, что они за диалог. Но на самом деле они хотят не диалога, а разговоров о диалоге. На практике они исходят из концепции силы, ядерного превосходства". "Судя по реальным делам, а не по пропагандистской риторике, Вашингтон не хочет прекращения гонки вооружений, ограничения вооружений, перехода к военному балансу на все более низких уровнях и улучшения международной ситуации".

Действительно, заявления администрации Рейгана о желании улучшить отношения не только вызывали подозрения, но и часто воспринимались как опасные. "Такое сочетание откровенно милитаристской направленности многочисленных программ Пентагона и демагогических заявлений о готовности "улучшить отношения с СССР" не может не вызывать тревоги". "Авантюризм политики американской администрации является неотъемлемой частью глобальной идеологической войны против Советского Союза, других социалистических стран и национально-освободительных движений..... Идеологическая война против СССР и других стран социалистического сообщества никогда не прекращалась. Но теперь она приобрела статус государственной политики и ведется все более изощренными методами, с использованием всех форм дезинформации". Рассмотрев довольно подробно активизацию американских пропагандистских программ Информационным агентством США (USIA) и другие подобные мероприятия, Замятин связал эту деятельность непосредственно с подрывной работой в социалистических странах и "переносом идеологического противостояния в сферу межгосударственных отношений".

 

Воспринимая "мирную кампанию" администрации Рейгана 1984 года как попытку ввести в заблуждение общественное мнение, советские лидеры стремились разоблачить и опровергнуть ее заявления. Как отмечалось в главе "3", Советский Союз ввел общее замораживание двусторонних отношений в ноябре 1983 года и усилил его в мае 1984 года (в это время он также отказался от участия в Олимпийских играх). Менее чем через два месяца, в конце июня, он изменил эту позицию и возобновил переговоры по нескольким вопросам, представляющим взаимный интерес. Но Советы продолжали обвинять Соединенные Штаты в неспособности предпринять возможные более серьезные шаги.

Советы сделали себя уязвимыми для американских обвинений, прервав в конце 1983 года переговоры в Женеве по промежуточным (INF) и стратегическим (START) вооружениям. Попытки обвинить Соединенные Штаты в прекращении этих переговоров не могли быть убедительными для большинства людей в Vest. Поэтому советские лидеры считали себя обиженными, но неспособными донести свою точку зрения. Действительно, вопреки советской цели, советский выход из INF и START и порицание новой мирной риторики Рейгана в значительной степени способствовали ослаблению давления на Вашингтон, чтобы он был более сговорчивым в поисках соглашений по контролю над вооружениями. Кроме того, заняв позицию, что Советский Союз не возобновит эти переговоры, пока американское развертывание INF в Европе продолжается (или даже остается), советские лидеры сделали свою позицию в значительной степени заложницей американского решения. Наконец, советская кампания, особенно в Европе, по разжиганию тревоги по поводу развертывания и новых советских контрразвертываний, которые, как утверждалось, должны были компенсировать новые американские ракеты, дала обратный эффект. Она не имела большого эффекта в Западной Европе и практически никакого в Соединенных Штатах, но неожиданно вызвала негативную реакцию и недовольство в Восточной Европе92 и тревогу в самом Советском Союзе. Но это была позиция, которую советские лидеры не могли, по их мнению, изменить, не потерпев еще большего поражения. И они не видели альтернативы. Более того, они рассматривали размещение ракет как увеличение риска войны в кризисной ситуации.

Советская пресса начала подчеркивать растущую опасность войны после интервью Андропова для прессы в марте 1983 года.

 

После официального заявления Андропова, сделанного в сентябре 1983 года, тревога по поводу войны среди советской общественности усилилась. Например, в редакцию различных журналов посыпались необычные письма от обеспокоенных советских граждан. К концу 1983 и началу 1984 года ряд руководителей сочли необходимым подчеркнуть, что ситуация серьезная, но не следует ее излишне драматизировать. Как отмечалось ранее, маршал Устинов, выступая на большом съезде ветеранов в декабре 1983 года, сказал: "Как видите, товарищи, ситуация в мире крайне напряженная. Но как бы ни была тяжела военно-политическая ситуация, нет смысла ее излишне драматизировать ..... Трезво оценивая всю серьезность нынешней ситуации, мы должны [увидеть], что империализм далеко не всемогущ".

Наиболее драматичным было разоблачение и публичное заверение Черненко. В своем публичном выступлении в апреле он упомянул, что в связи с "обострившейся международной обстановкой" Центральный Комитет получает много писем, в которых предлагалось продлить обычную пятидневную рабочую неделю и создать фонд для взносов на оборону страны. Он выразил искреннюю признательность, но заверил всех, что "наш экономический потенциал и новые технические средства, повышающие эффективность обороны, позволяют нам надежно обеспечить безопасность Советского государства и его союзников, не прибегая к таким мерам". Он также заверил: "Намеченные социально-экономические программы развития страны и повышения жизненного уровня советских людей также будут планомерно осуществляться".

Одной из новых задач, впервые поставленной при Брежневе на XXVI съезде партии в 1981 году и продолженной при его преемниках, был пересмотр программы Коммунистической партии. Эта программа в основном пересматривалась только дважды с тех