«Там, среди шумного моря, вьется Андреевский стяг…» Хрестоматия военного моряка - Коллектив авторов

15 число [мая 1829 г.] С рассветом показался в виду Сизополя[173] фрегат «Штандарт»; в 9 часов он уведомил сигналом, что неприятель находится в море и вслед за этим был отправлен с фрегата на гребном судне офицер, доставивший следующее известие: фрегат «Штандарт», бриги «Меркурий» и «Орфей», следуя к Константинопольскому проливу и находясь от него вчера утром в 13 милях, встретили турецкий флот в числе 18 судов. Неприятель, завидев крейсеры, устремился за ними в погоню и два его корабля стали приметно сближаться с нашими судами, взявшим направление на Сизополь. Видя это, командир фрегата сделал сигнал, чтобы каждое судно взяло тот курс, при котором имеет наилучший ход; несмотря на это, бриг «Меркурий», находившийся позади прочих, был настигнут и окружен двумя неприятельскими кораблями.

По выслушании этого донесения главный командир… выступил в море и взял направление к Босфору.

В 5 часов показался бриг «Меркурий», вскоре соединившийся с флотом. Наружный вид брига вполне свидетельствовал об ужасном бое, им выдержанном: корпус, рангоут, такелаж и паруса – все было избито и исстреляно. Командир брига донес следующее: когда замечено было приближение к бригу турецкого флота, тогда «Меркурий» лег галвиндом на NNW, имея неприятеля на S, но вскоре оказалось, что перемена курса не принесла никакой пользы.

Лучшие ходоки неприятельского флота, два корабля, один 110-пушечный, под флагом капудан-паши, а другой 74-пушечный, под адмиральским флагом, приметно настигали бриг и в исходе второго часа пополудни они были от него в расстоянии полутора пушечных выстрелов.

В это время ветер стих, и ход преследующих кораблей уменьшился; пользуясь этим обстоятельством, Казарский прибегнул к единственному средству, которое было в его распоряжении – к веслам; посредством их он надеялся увеличить расстояние, отделявшее его от неприятеля; но не прошло и получаса, как ветер посвежел снова, корабли стали приближаться к бригу и открыли по нему огонь из погонных пушек.

Видя совершенную невозможность уклониться от неравного боя, командир брига собрал военный совет из находившихся под его командой офицеров. Поручик корпуса штурманов Прокофьев, от которого, как младшего, первого потребовано было мнение, предложил взорвать бриг, когда он будет доведен до крайности. Вследствие этого мнения, принятого всеми единогласно, было положено защищаться до последней возможности и если будет сбит рангоут, или откроется в судне сильная течь, тогда свалиться с ближайшим неприятельским кораблем, и тот из офицеров, который остается в живых, должен зажечь крюйт-камеру, для чего был положен на шпиль заряженный пистолет.

После этого командир брига счел своим долгом обратиться к нижним чинам и объяснил им, чего ожидает от них Государь и что требует честь Императорского флага и, к удовольствию, нашел в людях те же чувства, как и в офицерах; все единогласно объявили, что будут до конца верными своему долгу и присяге. Успокоенный таким общим одушевлением экипажа, Казарский приказал прекратить действие веслами, поставить людей по пушкам, сбросить в море ял, за кормой висевший, и открыть огонь из ретирадных портов. Вскоре 110-пушечный корабль начал спускаться с тем, чтобы занять место с правой стороны брига и дать продольный залп, но «Меркурий» избежал последнего, приспустившись вовремя.

Таким образом еще около получаса он подвергался выстрелам одних погонных пушек, но потом был поставлен между обоими кораблями. Каждый из неприятелей сделал два залпа по бригу, после чего с корабля капудан-паши закричали по-русски: «Сдавайся и убирай паруса». Ответом на это были залп всей артиллерией и дружный ружейный огонь при громком крике «ура!» Тогда оба корабля, сдавшись к корме брига, открыли по нем непрерывную канонаду ядрами, книпелями и брандскугелями, которыми произведен был пожар, вскоре, однако, потушенный.

Во все время «Меркурий» не прерывал огня, стараясь между тем уклоняться по возможности от продольных выстрелов, наконец ему удалось перебить ватер-штаги и повредить гротовый рангоут 110-пушечного корабля, что побудило его, закрепив бом-брамсели, привести к ветру и лечь в дрейф; но прежде прекращения действия он послал в бриг залп со всего борта. Другой корабль продолжал сражение, переменяя галсы под кормой брига, и бил его ужасно продольными выстрелами, которых никакими движениями избежать было невозможно; за всем тем «Меркурий» отпаливался до тех пор, пока счастливым выстрелом удалось перебить у неприятеля нок фор-марса-рея, падение которого увлекло за собой лисели; тогда и этот корабль в 5 % часа привел в бейдевинд.

В заключение капитан-лейтенант Казарский добавил, что он не находит слов для описания храбрости, самоотверженности и точности в исполнении своих обязанностей, какие были оказаны всеми вообще офицерами и нижними чинами в продолжение этого трехчасового сражения, не представлявшего никакой совершенно надежды на спасение, и что только такому достойному удивления духу экипажа и милости Божией должно приписать спасение судна и флага Его Императорского Величества.

Урон в команде брига состоял в 4 убитых и 6 раненых нижних чинов; пробоин в корпусе было 22, повреждений в рангоуте 16, в парусах 133 и в такелаже 148; сверх того разбиты гребные суда и повреждена карронада.

Письмо, написанное штурманом турецкого корабля «Реал-бей»

Биюлиман, 1829 г. 27 мая

22 числа этого месяца мы вышли из пролива, и к ночи, после различных эволюций мы стали править к О, чтобы взойти в залив Пендараклия, навстречу одного отряда русского флота…

Русский флот, состоящий из 14 судов, между которыми были шесть линейных кораблей, много потерпел от огня батарей, как узнали мы от коменданта крепости.

Мы пошли снова к проливу; и 25 взяли один 36-пушечный фрегат, который спустил флаг при нашем приближении. Капитан того фрегата оставался до вчерашнего дня на нашем судне; он украшен многими орденами и очень хорошо объясняется на итальянском языке, имя его Семен Михайлович, а фрегат называется «Рафаил».

Во вторник, с рассветом, приближаясь к Босфору, мы приметили три русских судна: фрегат и два брига; мы погнались за ними, но только догнать могли один бриг в три часа пополудни. Корабль капитан-паши и наш открыли тогда сильный огонь. Дело неслыханное и невероятное. Мы не могли заставить его сдаться: он дрался, ретируясь и маневрируя со всем искусством опытного военного капитана, до того, что стыдно сказать, мы прекратили сражение, и он со славой продолжал свой путь. Бриг этот должен потерять, без сомнения, половину своей команды, потому что один раз он был от нашего корабля на пистолетный выстрел, и он, конечно, еще более был бы поврежден, если бы капитан-паша не прекратил огня часом ранее нас и сигналом не приказал бы нам то же сделать.

В продолжение сражения командир русского фрегата говорил