Свет проклятых звёзд - Летопись Арды

крайне забавным, особенно веселила реакция обречённых. Перепробовав разные способы расправы над шахтёрами, смотрители хотели придумать нечто новое, чего ещё не делали, однако не хватало воображения. Единственное, что удалось предложить — заставить эльфов самих изобрести для себя изощрённую казнь. Реакция рабов настолько развеселила орков, что те напились и закусили даже не приготовленным мясом шахтёра, которого убили, методично раскрошив все кости рук, ног и рёбер.

Появление Балрога стало неожиданностью и далеко не приятной, но, разумеется, никто не осмелился выказать недовольство. Усиленно изображая трезвость, орки встали, вытянувшись струной и почтительно оскалились.

Смерив оценивающим взглядом дрожащих и беззвучно плачущих обречённых на смерть рабов, огненный Майя замахнулся хлыстом, и под ноги одного из эльфов выпали его внутренности, вывалившиеся из дымящейся продольной раны, рассёкшей живот от солнечного сплетения до паха.

Орки разочарованно переглянулись: слишком быстро, это уже не возбуждает. Однако кровь и крики боли подействовали отрезвляюще, и смотрители шахты, наконец, заметили, что вместе с Балрогом пришли шестеро мужчин, внешне не похожих ни на эльфов, ни на орков. Низкорослые, кривоногие, сутулые, новые рабочие смотрели исподлобья, с подозрением, но без страха или заискивания: орки сразу почувствовали, что эти незнакомцы будут ждать удобного случая захватить главенство, причём совершенно неважно, в чём.

Люди рассмотрели орков, перевели взгляды на последнего живого эльфа и вдруг начали переминаться с ноги на ногу.

— За девку что ль приняли? — загоготал один из смотрителей, и, подойдя к привязанному к столбу рабочему, сдёрнул с того штаны, демонстрируя то, что не отрезали при рождении.

Новоприбывшие мгновенно среагировали, начали возмущённо мычать и размахивать руками, а потом почему-то подрались. Орки лишь пожали плечами: к новым рабам придётся приспособиться — это животные какие-то.

***

Малыш был очень милым и спал на удивление спокойно. Немолодая уже орчиха взяла ребёнка на руки, присмотрелась: дитя и дитя, немного напоминающее эльфёнка, только ушки маленькие и круглые.

Младенец открыл глаза, посмотрел на женщину, сморщил мордашку и захныкал — голодный. Орчиха осмотрелась: улица пустовала, что неудивительно в это время суток. Корзинка с подкидышем была намеренно оставлена у крайнего дома посёлка именно сейчас — мать не хотела быть замеченной.

Недоумевая, как можно бросить новорожденное дитя, а, главное, зачем это делать, женщина подняла корзинку и понесла плачущего ребёнка в дом.

Она — песня

— Кто она?

Неожиданный вопрос заставил вздрогнуть, и шокированный менестрель понял, что не слышал, как к нему вошла гостья. Но как такое возможно? Снова колдовство? Или фокус?

Однако пришлось признать — сердце обрадовалось неожиданному появлению эльфийки.

— Расскажи мне, я хочу знать.

Аклариквет обернулся на, видимо, возникшую из воздуха эльфийку и невольно засмотрелся в её яркие зелёные глаза. Менестрель снова поймал себя на мысли, что травница ассоциируется у него с музыкой, её образ поёт и сплетается с темой внутреннего мира Нолдо, а сейчас мелодия эльфийки заиграла новыми, незнакомыми ранее аккордами и ритмическими узорами, без которых судьба Аклариквета теперь была бы не цельной. Нет, музыка, зазвучавшая много лет назад при встрече с Нерданель, не стала тише, осталась неизменно-прекрасной, но больше не причиняла страданий, превратившись в самое дорогое в жизни воспоминание, неиссякаемый источник вдохновения и самые красивые картины прошлого, оттенки которых никогда не померкнут, а звуки станут только прекраснее и волшебнее.

Зеленоглазка заинтересованно подняла брови.

— Мне попросить у нолдорана приказ, обязующий тебя отвечать на мои вопросы? — с нажимом уточнила эльфийка, медленно проводя изящной рукой по грифу серебряной арфы.

Надеясь, что в ближайшую вечность никто не захочет войти в его шатёр, Аклариквет остановил ладонь Зеленоглазки, положив свою руку поверх её.

— Инструменты, — очень серьёзно сказал менестрель, — не любят, когда их касаются незнакомые пальцы. Можно нарушить целостность создаваемого ими волшебства.

— Чары творишь ты, а не вещь, — пожала плечами эльфийка, однако руку убрала. — Так кто она?

— Песня, — попытался уйти от ответа Аклариквет. — О верной любви, единственной на всю жизнь, которая не предаст, несмотря ни на какие испытания и соблазны, несмотря на обиды и непонимание. Песню сочинил и пел я, но звучала она не из моих уст. И радовала кого угодно, кроме меня самого.

— Какой же ты зануда! — устало вздохнула Зеленоглазка. — Похоже, если ты и напишешь обо мне балладу, она прозвучит погребальным плачем.

Менестрель опустил голову, вспоминая ледяные гробницы в Хэлкараксэ, прощальные слёзы и цветы, сделанные из лоскутов ткани и бумаги. Смерть в образе морозной ночи, урагана, полыньи, голодного зверя или непосильного груза трагедии входила в каждую семью, отнимая самое близкое и дорогое.

— Я не зануда, — прогоняя мысли о пережитых и разделённых трагедиях, улыбнулся Аклариквет. — Просто не понимаю тебя.

— А я не хочу, чтобы меня понимали, — прищурила прекрасные зелёные глаза эльфийка, став ещё привлекательнее, — я просто хочу быть рядом с тем, кто меня не пугает, рядом с кем я смогу заснуть, не боясь быть убитой во сне или на утро обнаружить себя связанной и подготовленной для жутких экспериментов. Я не тешу себя иллюзиями, что ты доблестный воитель и сумеешь спасти меня от любой беды. Я точно знаю — не сумеешь. И никто не в силах защитить меня. Но с тобой не хочется расставаться, и я желаю сблизиться, но каждый раз между нами встаёт призрак. Кто она, певец? Только не отвечай «Песня», я это уже слышала, и такая формулировка меня не устроила.

Возможно, Аклариквет снова начал бы увиливать от ответа, придумывая красивые фразы, если бы Зеленоглазка не обняла его. Тепло тела, пропитанного чужой, пугающей магией, музыка, рождающаяся в сердце и таинственное сияние взгляда лишили способности мыслить.

— Жена злейшего врага моего короля, — всё-таки придумал уклончивый ответ менестрель, и эльфийка рассмеялась.

— Не знала, что Моргот женат, — хихикнула Зеленоглазка, хитро подмигнув. — Пожалуй, у меня и правда нет шансов с такой соперницей.

Аклариквет смотрел, как меняется взгляд эльфийки, понимал, что обижает деву разговорами о другой, но ведь травница сама просила рассказать!

— Ты сказал, что она — песня, — голос Зеленоглазки вдруг стал ласковым, — спой мне её. Хочу узнать, что такое любовь менестреля.

«Нет! — мысленно запротестовал певец. — Никогда! Песни о Нерданель никогда не прозвучат для другой женщины!»

Но вдохновение твердило противоположное, подсказывая строки новой баллады, которая, конечно, об