О войнах - Майкл Манн

уйгуры - уйгурами, монголы - монголами, каждый из которых был разделен на административные округа, знамена и "племена", облагаемые фиксированными налогами, воинской повинностью и ритуалами - нечто среднее между прямым и косвенным империализмом.

На юге страны, на границе Бирмы и Мьянмы, границы были нечеткими, их пронизывали военачальники, одни из которых были преданны Китаю, другие - Бирме, третьи - никому. Конфликты и бандитизм были распространены повсеместно. Династия Мин вела здесь небольшие оборонительные пограничные операции, а приход Цин приводил к вторжениям на границу в погоне за мятежниками Мин. После столетия относительного спокойствия Цяньлун ответил своими военными силами на просьбы о помощи своих вассалов в пограничных государствах Шань. Экономические мотивы были для него не столь важны, как величие, которое, по его мнению, проистекало из защиты вассалов, обучения мятежников и обеспечения боевой славы. Приграничные провинции редко платили сами себе, субсидии шли от центра к периферии, а государственного меркантилизма не существовало, чего нельзя сказать о западном империализме. Предполагалось, что приграничные провинции сами будут оплачивать часть своей обороны, поэтому налоги на местную экономику, такие как добыча соли и сельское хозяйство, были важны, но не доминировали в политике.

Маньчжуры мало знали о джунглях Бирмы и о решимости ее правителей. В период с 1765 по 1769 гг. были проведены три войны, в каждой из которых участвовали более крупные войска, содержавшие все большее число элитных знаменосцев. Это были поражения, вызванные незнанием местности, тропическими болезнями и перерезанными партизанами линиями снабжения - те же проблемы, что и у Юань. Потери маньчжуров во всех трех случаях составили 70 тыс. человек. В конце концов был подписан мирный договор, благоприятный для Бирмы. Цяньлун извращенно хвастался тем, что приобрел новое государство-трибут, добавив эти кампании в список "десяти совершенств". Но в частном письме он с горечью признался: "В Мьянме ужасные условия. Человек не может соперничать с природой. Очень жалко видеть, что наши лучшие солдаты и элитные генералы умирают от смертельных болезней ни за что. Поэтому [я] твердо решил никогда больше не воевать".

В юго-западной Юньнани, народы которой номинально подчинялись Цин, Цин стремился к политической централизации, навязывая "цивилизацию" "варварам", "успокаивая", "умиротворяя" и "наставляя" "разбойников", угрожавших единству Китая. Цяньлун также разумно относился к местным религиям, правя через Далай-ламу и буддистов "Желтой шляпы", присваивая себе буддийские титулы и делегируя полномочия буддийским или даосским институтам. Он добился небольшого усиления политического контроля.

В старости Цяньлун превратил Китайскую империю в довольного гегемона. Небольшая численность маньчжуров и сила конфуцианской системы образования обеспечили синизирование некоторых из них. Однако длительный мир привел к тому, что армии стали разлагаться, а правители уходить от налогов. Все это привело к восстаниям и раздробленному правлению военачальников. После 1600 г. военная мощь Европы начала расти, поскольку она усовершенствовала оружие, изначально изобретенное в Китае. Однако войскам династии Цин все же удалось провести успешное комбинированное сухопутное и морское наступление в ходе китайско-русской пограничной войны 1652-89 годов, изгнав русских со спорной северной территории. Но "эпоха паритета" после 1700 г. перевела военную мощь из Китая в Европу. По мнению Андраде, "легкий" военный застой в Китае в 1450-1550 гг. превратился в "значительный" в 1760-1839 гг. К XIX веку европейцы были гораздо сильнее. Цин воевали с менее развитыми противниками, совершенствуя методы борьбы с племенами в саваннах и горах, которые не были актуальны для борьбы с европейцами. Затем они вообще почти не вели войн. Как и японцы, они превратились в безвольных уток. В отличие от японцев, они не пожалели времени на ответные действия. Достоинства мира достались дорогой ценой.

 

Заключение

Китайская империя создавалась и расширялась путем завоеваний, как и другие имперские цивилизации в истории. Но ее отличительной чертой было долголетие, жизнеспособность и относительная стабильность. На протяжении двух тысячелетий это была самая технологически изобретательная, образованная и культурно творческая цивилизация на Земле, которая практически перешла к индустриальному обществу за шесть-семьсот лет до Европы. Сочетание централизованной монархии и дворянско-бюрократического сословия в масштабах империи стабилизировало государственную власть, обеспечивая социальный порядок и союз доминирующего класса и государства, который мог выживать и возрождаться после периодов нестабильности, вызванных внешними и гражданскими войнами. Конфуцианская динамика империи склонялась скорее к миру, чем к войне, но размеры империи в сочетании с обычными проблемами наследственной монархии - придворными интригами и спорными наследствами - приводили к периодическим кровопролитиям и гражданским войнам, прежде чем стабильность восстанавливалась. Правители стремились продемонстрировать свою силу, при необходимости путем войны, чтобы укрепить свои внутренние позиции и показать себя истинными Сынами Неба, но большинство первых правителей династий были более воинственными, чем их преемники. У них уже были боеспособные армии, и им нужно было найти им занятие. Однако в конечном итоге дворяне-бюрократы давили на императоров, не позволяя им повышать налоги, и это затрудняло ведение войн. Большинство предпочитало мир, и мир обеспечил большую часть расцвета этой замечательной цивилизации.

Однако по мере стабилизации государства возникли большие региональные противоречия. В Восточной и Юго-Восточной Азии мир был достигнут в основном благодаря китайской трибутной дипломатии. Ханьские правители могли бы пойти на дальнейший империализм, но они остановились на ритуалах почтения к иностранным правителям. Это увеличивало объем торговли и было дешевле войны. Это не был анархический регион, поскольку китайские правители не боялись своих более слабых соседей, и наоборот, дипломатия уменьшала китайские угрозы для них, повышала их внутреннюю легитимность и позволяла им сосредоточиться на проблемах в других регионах. Это была мирная гегемония, минимальная по сравнению с современными гегемониями, но эффективная для сохранения относительного мира в течение длительного времени. В римских владениях не было параллельного региона. Рим продолжал вести наступательные войны на всех своих границах, как и две неханьские династии Китая - монгольская и маньчжурская.

Границы на севере и западе отличались друг от друга, где поначалу постоянно возникали конфликты между степными и полевыми жителями. Ханьские земледельцы и горожане вели войны против кочевых и полукочевых народов, чьи конные лучники позволяли совершать дешевые набеги. Неуверенность китайцев в своих силах привела к тому, что в войнах было больше оборонительного компонента, чем в римских войнах, хотя то, что первоначально было самообороной, иногда перерастало в имперское завоевание и правление любой из сторон. Дипломатия Востока и Юго-Востока здесь не работала. Варваров можно было подкупить, но даже торговля была пронизана милитаризмом, поскольку самым дефицитным товаром для Китая были боевые кони, а для варваров - железное оружие, которое можно было найти на территории друг друга. Военные решения на этой евразийской линии разлома балансировали между экономическими