Стихотворения и поэмы. Кому на Руси жить хорошо - Николай Алексеевич Некрасов

class="v">Из всей семейки мужниной

Один Савелий, дедушка,

Родитель свекра-батюшки,

Жалел меня… Рассказывать

Про деда, молодцы? —

«Вали всю подноготную!

Накинем по два снопика», —

Сказали мужики.

— Ну, то-то! речь особая.

Грех промолчать про дедушку.

Счастливец тоже был…

Глава III

Савелий, богатырь святорусский

С большущей сивой гривою,

Чай, двадцать лет не стриженной,

С большущей бородой,

Дед на медведя смахивал,

Особенно как из лесу,

Согнувшись, выходил.

Дугой спина у дедушки.

Сначала всё боялась я,

Как в низенькую горенку

Входил он: ну распрямится?

Пробьет дыру медведище

В светелке головой!

Да распрямиться дедушка

Не мог: ему уж стукнуло,

По сказкам, сто годов.

Дед жил в особой горнице,

Семейки недолюбливал,

В свой угол не пускал;

А та сердилась, лаялась,

Его «клейменым, каторжным»

Честил родной сынок.

Савелий не рассердится,

Уйдет в свою светелочку,

Читает святцы, крестится,

Да вдруг и скажет весело:

«Клейменый, да не раб!»…

А крепко досадят ему —

Подшутит: «Поглядите-тко,

К нам сваты!» Незамужняя

Золовушка — к окну:

Ан вместо сватов — нищие!

Из оловянной пуговки

Дед вылепил двугривенный,

Подбросил на полу —

Попался свекор-батюшка!

Не пьяный из питейного —

Побитый приплелся!

Сидят, молчат за ужином:

У свекра бровь рассечена,

У деда, словно радуга,

Усмешка на лице.

С весны до поздней осени

Дед брал грибы да ягоды,

Силочки становил

На глухарей, на рябчиков.

А зиму разговаривал

На печке сам с собой.

Имел слова любимые,

И выпускал их дедушка

По слову через час:

………..

«Погибшие… пропащие…»

«Эх вы, Аники-воины!

Со стариками, с бабами

Вам только воевать!»

………..

«Недотерпеть — пропасть!

Перетерпеть — пропасть!..»

………..

«Эх, доля святорусского

Богатыря сермяжного!

Всю жизнь его дерут.

Раздумается временем

О смерти — муки адские

В ту-светной жизни ждут».

………..

«Надумалась Корёжина,

Наддай! наддай! наддай!..»

………..

И много! да забыла я…

Как свекор развоюется,

Бежала я к нему.

Запремся. Я работаю,

А Дема, словно яблочко

В вершине старой яблони,

У деда на плече

Сидит румяный, свеженький…

Вот раз и говорю:

«За что тебя, Савельюшка,

Зовут клейменым, каторжным?»

— Я каторжником был. —

«Ты, дедушка?»

— Я, внученька!

Я в землю немца Фогеля

Христьяна Христианыча

Живого закопал… —

«И полно! шутишь, дедушка!»

— Нет, не шучу. Послушай-ка!

И всё мне рассказал.

— Во времена досюльные

Мы были тоже барские,

Да только ни помещиков,

Ни немцев-управителей

Не знали мы тогда.

Не правили мы барщины,

Оброков не платили мы,

А так, когда рассудится,

В три года раз пошлем. —

«Да как же так, Савельюшка?»

— А были благодатные

Такие времена.

Недаром есть пословица,

Что нашей-то сторонушки

Три года черт искал.

Кругом леса дремучие,

Кругом болота топкие,

Ни конному проехать к нам,

Ни пешему пройти!

Помещик наш Шалашников

Через тропы звериные

С полком своим — военный был —

К нам доступиться пробовал,

Да лыжи повернул!

К нам земская полиция

Не попадала по году, —

Вот были времена!

А нынче — барин под боком,

Дорога скатерть-скатертью…

Тьфу! прах ее возьми!..

Нас только и тревожили

Медведи… да с медведями

Справлялись мы легко.

С ножищем да с рогатиной

Я сам страшней сохатого,

По заповедным тропочкам

Иду: «Мой лес!» — кричу.

Раз только испугался я,

Как наступил на сонную

Медведицу в лесу.

И то бежать не бросился,

А так всадил рогатину,

Что словно как на вертеле

Цыпленок — завертелася

И часу не жила!

Спина в то время хрустнула,

Побаливала изредка,

Покуда молод был,

А к старости согнулася.

Не правда ли, Матренушка,

На очеп[17] я похож? —

«Ты начал, так досказывай!

Ну, жили — не тужили вы,

Что ж дальше, голова?»

— По времени Шалашников

Удумал штуку новую,

Приходит к нам приказ:

«Явиться!» Не явились мы,

Притихли, не шелохнемся

В болотине своей.

Была засуха сильная,

Наехала полиция,

Мы дань ей — медом, рыбою!

Наехала опять,

Грозит с конвоем выправить,

Мы — шкурами звериными!

А в третий — мы ничем!

Обули лапти старые,

Надели шапки рваные,

Худые армяки —

И тронулась Корёжина!..

Пришли… (В губернском городе

Стоял с полком Шалашников.)

«Оброк!» — Оброку нет!

Хлеба не уродилися,

Снеточки не ловилися… —

«Оброк!» — Оброку нет! —

Не стал и разговаривать:

«Эй, перемена первая!» —

И начал нас пороть.

Туга мошна корёжская!

Да стоек и Шалашников:

Уж языки мешалися,

Мозги уж потрясалися

В головушках — дерет!

Укрепа богатырская,

Не розги!.. Делать нечего!

Кричим: постой, дай срок!

Онучи распороли мы

И барину лобанчиков[18]

Полшапки поднесли.

Утих боец Шалашников!

Такого-то горчайшего

Поднес нам травнику,

Сам выпил с нами, чокнулся

С Корёгой покоренною:

«Ну, благо вы сдались!

А то — вот бог! — решился я

Содрать с вас шкуру начисто.

На барабан напялил бы

И подарил полку!

Ха-ха! ха-ха! ха-ха! ха-ха!

(Хохочет — рад придумочке);

Вот был бы барабан!»

Идем домой понурые…

Два старика кряжистые

Смеются… Ай, кряжи!

Бумажки сторублевые

Домой под подоплекою

Нетронуты несут!