Жуков. Портрет великого полководца - Виктор Иванович Устинов

а пулеметы на холоде не действовали, что вызвало панику и бегство, остановленное только через 10 км. «Эта паника, возникшая впервые со времени начала русской кампании, явилась серьезным предостережением, указывающим на то, что наша пехота исчерпала свою боеспособность и на крупные усилия уже более не способна»168. Тем не менее Гудериан нанес удар там, где его ждал Жуков, в направлении Сталиногорска и Узловой, намереваясь обойти Тулу с востока, но овладение ими не принесло лавров Гудериану. Он не сумел преодолеть сопротивление советских войск в районе Каширы, Тулы и пробиться отсюда к Москве. Гитлеровцы вынуждены были на этом направлении перейти к обороне. Очень тяжелые и кровопролитные бои развернулись во всей полосе фронта: немецкое командование, играя судьбой сотен тысяч своих солдат, не считаясь ни с какими потерями в живой силе и боевой технике, жестоко и остервенело гнало свои войска на Москву, овладев которой фельдмаршал фон Бок надеялся снискать себе прижизненную славу. Но советские войска верили в свои силы и под руководством командующего фронтом генерала армии Г. Жукова и его штаба выстроили глубоко эшелонированную артиллерийскую и противотанковую оборону. Отладив тесное взаимодействие между всеми родами войск, они не позволили противнику прорвать оборону фронта на большую глубину. Те вклинения, что им удавалось сделать, локализовались контрударами наших войск.

В конце ноября враг отчаянно рвался к Москве и с северо-запада. На Дмитров и Яхрому устремились танковые дивизии Рейнгардта, хотя военного смысла в этом наступлении уже не было – на юге танковая армия Гудериана перешла к обороне и танковые клещи восточнее Москвы замкнуть было некем. Сильно ослабленные части 10‑й армии стали медленно отходить, и армия остро нуждалась в помощи со стороны фронта. Командующий армии генерал Лелюшенко позвонил командующему фронтом:

– Очень трудно. Дайте хоть одну дивизию.

– Во фронте резервов нет. Изыщите у себя. Стоять насмерть. Если что высвободится – направим вам! – ответил Г. Жуков.

Вскоре противник подошел к Рогачеву, где оборону держала 8‑я танковая бригада, и командующий фронтом, тревожась за этот район, послал телеграмму комбригу П. Ротмистрову: «Прошу вас удержать Рогачево хотя бы еще одни сутки». Жуков понимал, что в той сложной обстановке нередко нужен был не приказ, а просьба, и по своему воздействию она порой бывает сильнее приказа. В результате танковая бригада П. Ротмистрова, во взаимодействии со стрелковыми подразделениями, удерживала Рогачево не сутки, а трое, и лишь после этого с боями отошла к каналу севернее Дмитрова169. Усилия Г. Жукова на каждом участке фронта давали свои плоды – враг исчерпывал свои силы и возможности, и должен был вот-вот, из-за огромных ежедневных потерь в людях и технике, захлебнуться от своей неспособности продолжать наступление, пленные немецкие солдаты уже являли собой не завоевателей, а вещателей близкого краха своей армии.

Жуков чувствует пульс сражения, он требует от фронтовых разведчиков и от командиров забрасываемых в тыл врага подразделений и частей, чтобы в налетах в тылу врага они захватывали в плен офицеров штабов, наиболее полно владевших информацией о состоянии и настроениях в своих частях. Выполняя этот приказ, они в конце ноября беспрерывно доносили в штаб фронта, что немецкие войска со дня на день ждут приказа на отход. Г. Жуков владел еще более глубокой информацией, что у фельдмаршала Бока нет никаких резервов, как не было их и у верховного командования вермахта. Главные резервы, в составе 24 дивизий, гитлеровское командование израсходовало на дорогах войны от Смоленска до Москвы, и на 1 декабря 1941 г в резерве Верховного командования, ОКХ, оставались одна словацкая охранная дивизия и несколько венгерских бригад170.

Разведка у командующего Западным фронтом работала безупречно, и уже в конце ноября к нему потоком шла информация о тяжелых потерях в боевой технике и личном составе группы армий «Центр» и утрате боеспособности гитлеровских войск наступать на Москву.

Общий настрой, поразивший командный состав группы армий «Центр», сводился к одному требованию: нужно прекратить наступление и осуществить отход на позиции, где можно будет организовать крепкую оборону, перезимовать и накопить силы для будущего летнего наступления. Некоторые высшие чины, такие как командующий 2‑й танковой армией генерал Г. Гудериан уже 23 ноября в штабе группы армий «Центр» доложил фельдмаршалу фон Боку о внушительных потерях в своей армии – из 600 танков в трех танковых дивизиях оставалось 50 – и что его войска «не в состоянии наступать, и он настоятельно просит перейти к обороне на удобных в условиях зимы позициях»171.

Такого же мнения придерживались и другие командующие армиями и корпусами, понимавшие, что после понесенных потерь их силы оказались на исходе, войска не имели зимнего обмундирования, не было антифриза и горючего для техники, не хватало продовольствия – в частях питались в основном кониной. Гитлеровское командование оказалось неспособным снабжать свою армию всем необходимым для ведения войны. В то же время они знали и видели, что «свежие сибирские дивизии были одеты в отличное зимнее обмундирование и получали хорошее питание»172. О бедственном, почти катастрофическом положении немецкой армии на русских зимних просторах командующие на Восточном фронте фельдмаршалы Бок, Лееб и Рундштедт боялись правдиво докладывать Гитлеру, опасаясь вызвать на себя его гнев за срыв плана «Барбаросса», в разработке и в выполнении которого они принимали самое активное участие. Они пожинали плоды развязанной им войны и своих неудачных, плохо подготовленных и еще хуже обеспеченных наступательных операций.

Чтобы как-то снять напряжение в отношениях между высшим командованием и требованиями командующих армиями приостановить наступление на русскую столицу, командование группы армий «Центр» 28 ноября особой директивой сняло с армий задачи по овладению Рязанью, Курском, Владимиром и Ярославлем, оставив главной целью операции лишь овладение Москвой. Приказ этот был не понят, и он ничего не менял в настроениях солдат и офицеров гитлеровской армии, инстинктивно чувствовавших приближение катастрофы и свою гибель на бескрайних просторах советской России. Особенно большие потери понесли танковые армии, наносившие удары в обход Москвы с северного и южного направлений.

В начале декабря в Подмосковье ударили сильные морозы, и это окончательно сломило боевой дух гитлеровской армии. Тела убитых и замерзших солдат «штабелями лежали вдоль дорог как бревна»173, их некому было хоронить, так как обслуживавшие немцев солдаты второго сорта, так называемые «хиви» – «принудительные добровольцы», были сведены в роты и батальоны, и, чтобы уберечь «чистых арийцев», их бросали в бой на гибель, когда она была неизбежна. В вермахте их числилось до полутора миллионов, но в сводки боевых потерь их не зачисляли. Разлагающе действовали на гитлеровскую армию и финские солдаты, побатальонно включенные