Ханет - Дора Штрамм

середину реки. Да, таким гребцом он не был, Миджирг, пожалуй, только посмеялась бы над ним, сядь он на весла… А вода в реке была чистая — настолько, что на дне можно было разглядеть каждый камешек. Несколько раз он замечал скользящие в глубине гибкие тени, но понять, что это за рыба, не мог.

Посмотрев вперед, он увидел, что Миджирг направила их лодку в сторону от той, другой. Впрочем, огра и гзартма, сидящие в ней, казалось, не замечали ничего вокруг. Теперь огра взяла гзартму за руки и склонилась к самому его уху, что-то нашептывая. Гзартма слушал, кивал и по-прежнему смеялся. Ну не дать, ни взять парочка влюбленных! Ханет, чувствуя, что краснеет, поспешил отвернуться.

— Что такое? — не переставая грести, спросила Миджирг.

— Ничего, госпожа, — ответил Ханет. — Просто, ну…удивился. У нас люди не ведут себя этак.

— Как — этак? Они ведь просто разговаривают.

— Вовсе и не просто, — пробурчал Ханет.

— Может быть, и не просто. Впрочем, если захочешь, сможешь расспросить потом своего друга, о чем они говорили.

— Что?! — вскинулся Ханет и обернулся, пытаясь рассмотреть получше сидящих в лодке, но не сумел — их надежно скрывала высокая корма.

Миджирг рассмеялась.

— Да, это Нейтан Свитграсс. Вы с ним жили в одной комнате у Оската. Его купила Тилшарг Гора, моя сестра. Но сейчас, как видишь, они заняты. Было бы невежливо их прерывать.

— Ага… точно… то бишь, правы вы, госпожа Миджирг, — ответил Ханет. Он все еще не мог прийти в себя от изумления. Окажись на месте Нейтана Далий, он бы ничуть не удивился, ведь тот и в самом деле относился к ограм иначе, чем все они, но Нейтан?.. А с другой стороны, если эта огра Тилшарг — в самом деле сестра Миджирг, значит, они с Нейтаном и впрямь смогут видеться? А может быть, у огр сестры даже живут вместе, как это принято в Деригаре и Градигаре, где в одном доме несколько поколений делят кров? Хотя, если он постоянно будет видеть, как эта парочка держится за руки или еще что похуже, не так уж это будет и хорошо. Неужто похабные намеки Паоло и скабрезные шуточки, которые они все отпускали по дороге в Копи, на самом деле вовсе и не шутки? Ох!

— Почему… почему вы покупаете мужчин? — он тут же пожалел о своих словах, едва они слетели с языка, но менять что-то было уже поздно. Лучше бы спросил, как огры строят свои лодки! Мог бы рассказать, как строят лодки у них на островах, покрывая кожей легкий каркас: ведь столько деревьев, чтобы целиком лодку из дерева построить, у них сроду не водилось! Потому и корабли для рыбной ловли закупали на верфях Ондола… Однако, как ни странно, Миджирг на этот раз совсем не рассердилась.

— Тебе будет сложно разобраться во всем сразу, но потом, когда поживешь здесь, многое станет понятно, — не переставая грести, ответил она. — Мы, огры, дети Удры, она наша богиня и наша мать. Другим женщинам не место рядом с ней. Да и зачем тут вообще могли бы понадобится другие женщины?

— Ну… для разных вещей… Женщины детей рожают, готовят еду, шьют одежду…

— Человеческих детей пусть рожают у себя дома, а наших детей тут есть кому рожать и без них. Что до остального, так ведь и мужчины тоже отлично могут и вести дом, и готовить, и шить. К тому же, у нас есть слуги.

— Верно, — вынужден был признать Ханет. — Шить все рыбаки умеют, да и готовить тоже. Просто как-то странно, что нет у вас на улицах детей. Где они?

— Наши дети растут среди наставниц, пока не станут взрослыми. Их можно увидеть лишь в Благословенном городе.

Ханету очень хотелось расспросить поподробнее о том, кто же все-таки рожает всех огр, неужели одна лишь мать — Удра? Но отчего-то не решился и лишь кивнул.

— Разве нет у вас, людей, мест, куда допускаются только мужчины? — спросила Миджирг.

— Есть, — удивленно ответил Ханет. — У нас на севере говорят, что женщинам не место в море…

— Это, конечно, спорное утверждение, но вот, видишь! Не так все и сложно, если об этом хотя бы немного призадуматься, — заметила Миджирг и направила лодку к берегу, где их терпеливо дожидался Вагга.

Глава 13. Магия и боги

Шли дни, наступила следующая неделя — хь’пэи.

— Огры называют неделю «хбр», но гзартмы должны говорить на своем языке — гиайе, — поучал Вагга, расшивая бисером рукава одежды, предназначенной для праздника Последнего урожая. Ловкие пальцы слуги, держащие тонкую иглу, так и порхали над тканью, а Ханет, глядя на него, вспоминал, как сшивал во дворе их дома жилами наручи, которые они с матерью делали из рыбьих шкурок. Что ж, теперь у него совсем другая жизнь — жизнь бесполезного бездельника. В шкатулке на столе лежат цацки с драгоценными камнями, слуга вышивает ему красивый наряд, чтобы радовать хозяйку-огру, а он сидит дурак-дураком и слушает его болтовню!

— Первый день хь’пэи называется аташиэ'пе или аджэб, второй — этэшиэ'пе или эджэб, а сегодня у нас третий день — отошиэ'пе…

— Оджеб? — вздохнул Ханет и Вагга кивнул, одобрительно шевельнув ушами.

На первый взгляд язык гзартм казался более сложным, чем язык огр, но Ханет быстро понял, что все слова в них схожи. Прислушиваясь к разговорам гзартм во дворе гостиницы или на улицах, он заметил, что некоторые звуки те произносят более мягко, а некоторые, например «р», не произносят вовсе и от того их речь походила на пение лесных птиц, шелест листвы или журчание лесного ручья.

— А как сказать «праздник Последнего урожая»?

— Иэ'т'пеиуйукьэ'пе, — ответил Вагга.

— Итп… нет, я никогда не смогу это сказать.

— А вы попробуйте еще раз.

— Итэ… нет! Иэт-пеиу… как дальше?

— Йукьэ’пэ.

— Иэт-пеиу-йукьэ-пе!

— Ну вот, видите? Почти что получилось!

— Ага, у меня того… способности, — криво усмехнулся Ханет.

Как бы там ни было, но он начал привыкать к этой странной новой жизни. Каждое утро Вагга отправлялся на половину Миджирг, сообщал, как себя чувствует атэл и получал распоряжения на день. Именно так Ханет узнавал о том, где они будут обедать и ужинать — дома или в городе, — куда пойдут, и чем займутся. Постепенно Ханету начало казаться, что все обязанности гзартмы сводятся к тому, чтобы нарядно одеваться, улыбаться госпоже, слушать, когда та говорит, не перебивать и — самое главное — не перечить ей. С одной стороны, это казалось довольно простым — требовалось лишь помнить, что за него заплатили не