Озаренные - Леонид Михайлович Жариков

Деревья давно облетели, и ветер свистит в оголенных ветвях, треплет засохшие сучья акаций.

Люди идут, поворачиваясь спиной к ветру. Шапки надвинуты по самые глаза. Ветер валит с ног, бьет в лицо, хлопает полами пальто. Разговаривать трудно — приходится кричать, чтобы услышать друг друга.

Черный дым из заводских труб едва покажется, тотчас налетит шквальный ветер и растреплет в клочья. Поют, раскачиваясь, провода. На углу улицы лежит поваленный ветром газетный киоск. Люди, торопясь по своим делам, обходят его.

В небе пустынно, лишь блестит одиноко холодное солнце.

Донбасс, край мой ветреный, каменный край!..

Лютует ветер, громыхает в ночи оторвавшимися вывесками. Яркая звезда прочертила в небе огненную нитку, будто и звезду сдул ветер.

Свистит, злится, завывает буря, а жизнь идет своим чередом: мчатся машины, шагают по улицам люди. Это донбассовцы, народ кряжистый, упрямый, его никаким ветром не сдуешь с родной каменистой земли.

Все минует — утихнет ветер, и пройдет зима, снова зацветут на черной от угля земле белые акации.

Донбасс, степь шахтерская, суровый и ласковый край...

ОЗАРЕННЫЕ

Славься, благословенный,

Скрытый в земле редут,

Медленный, тяжеленный,

Каменный, несравненный —

Гордый шахтерский труд!

С. Васильев

Кажется, нигде нет такого неба, как у нас в Донбассе. Непостижимо высокое и загадочное в своей глубине, с лебедиными облаками в полдень, золотисто-бирюзовое или охваченное багровым пожаром в час заката, раскинулось оно над степью от горизонта до горизонта. И текут под его безбрежными просторами, точно реки, степные дороги.

С рассвета до вечерних огней стоит гул и гром над дорогой на Краснодон, и не слышно нежной песни жаворонка над молодыми зеленями. Дорога то взбегает на вершину кряжа, то водопадом обрывается в глубокую балку, чтобы снова взлететь на перевал, откуда открывается широкая панорама угольного края.

Теперь не узнать ни самого Краснодона, ни былого степного раздолья вокруг. Когда-то забытый богом и людьми этот отдаленный уголок Донбасса вблизи казачьих хуторов Сорокино, Изварино, Екатеринодон, где в мелких шахтенках уголь добывали вручную при свете коптилок и поднимали на‑гора́ в корзинах, сегодня принял облик великого горняцкого края со своей легендарной историей.

Первые страницы этой истории были написаны кровью. Добрая и печальная людская память сохранила свидетельство того, как весной 1918 года здесь было расстреляно первое правительство народа — Совет рабочих депутатов. Белоказаки генерала Каледина ворвались на рассвете на улицы рудника Сорокино, хлестали нагайками всех, кто не успел скрыться.

В здании Совета казаки захватили председателя Афанасия Быкова и его помощника Георгия Дорошева. Бородатый вахмистр, угрожая наганом, скомандовал: «Встать, руки назад!» Арестованных повели на расстрел. На рудничной площади конвою преградила путь толпа женщин — это были жены рабочих. Птицей бросилась к арестованным жена Афанасия Быкова с детьми. Маленького сына она держала на руках, а другой, плача, держался за подол матери. Увидев своих детей, Быков высоко поднял голову и, прощаясь с жизнью, произнес последние слова, прозвучавшие пророчеством:

— Смотрите на детей, товарищи!.. Пусть враги революции расстреливают нас, но дети наши будут жить. Рабочую власть не утопить в крови, потому что она сама — рабочая кровь!

Калединцы расстреляли первых депутатов Совета и тела их столкнули в шурф Изваринской шахты.

Дальше писали Историю — и тоже кровью — дети погибших героев. В годы Отечественной войны краснодонцы повторили подвиг отцов. Юные наследники революции — молодогвардейцы — поднялись на борьбу с фашизмом и тоже приняли мученическую смерть. Они знали — подрастают младшие братья и последнее слово будет за ними.

Бессмертна земля Краснодона, и жизнь торжествует над смертью. Со всего мира едут люди в город комсомольской славы поклониться мужеству молодогвардейцев. И горит над братской могилой негасимый огонь печали и бессмертия, пламенеют на черном мраморе красные гвоздики, точно капли живой крови. А пятеро юных героев — славный штаб «Молодой гвардии» — стоят под знаменем на площади. И каждое утро, когда над городом поднимается солнце, их бронзовое знамя становится красным.

Сегодня историю Краснодона продолжают младшие, те, кому самой судьбой назначено нести дальше пробитое пулями боевое октябрьское знамя.

В годы войны младшие заменяли в семьях отцов, ушедших на фронт. Голодные бродили в поисках хлеба от села к селу, от рудника к руднику. Приходилось ночевать в открытой степи, плакать под ударами плетей ненавистных полицаев. И могло быть так, что в одну из зимних ночей хлопчик из села Ново-Александровка Саша Колесников, кутаясь в рваный кожушок, тащил по дороге санки с горелой пшеницей, собранной озябшими руками на пожарище. И когда проходил мимо заброшенной краснодонской шахты, услышал в ночи лай немецких овчарок, выстрелы и стоны людей. И спешил мальчик к дальнему селу, где в нетопленой хате ожидали его трое голодных братьев да больная мать. А может, это было не с Сашей Колесниковым, а шел по степи сирота из Самсоновки Коля Клепаков или Женя Могильный из села Петровка. Все они были тогда подростками, и на них с надеждой смотрела мать-Родина.

* * *

Когда бы ни ехал в Краснодон, всегда волнуюсь предчувствием новых встреч. А тут поездка была особенной: предстояла встреча с внуками рабочих-революционеров, с младшими братьями молодогвардейцев, которые выстояли перед всеми невзгодами. И теперь сами стали шахтерами, продолжая подвиги братьев трудом.

На краснодонской земле за последние годы появилось много новых шахт. И самая крупная из них красавица «Молодогвардейская». У этой шахты еще не было истории, но страна уже знала о выдающихся успехах ее горняцкой бригады, добывшей из одной лавы миллион тонн угля в год. Миллион тонн из одной лавы — это даже осмыслить непросто. В донецком бассейне пласты почти всюду маломощные и залегают глубоко в земле, чаще всего в тяжелых горно-геологических условиях. Такой рекорд не всякой шахте под силу, а тут одна лава...

Поездка на шахту «Молодогвардейская» была для меня особенной еще и тем, что я знал бригадира Сашу Колесникова. С ним я встречался на краснодонской земле еще в 50‑х годах, когда он работал на шахте «Северная‑2» и в бригаде прославленного горняка Николая Мамая осваивал на крутых пластах комбайн УКР‑1.

Скоро машина свернула с главного шоссе. Некоторое время мы ехали по улицам комсомольского города Молодогвардейска, воздвигнутого на подступах к Краснодону. Потом мы