Михаил Романов - Руслан Григорьевич Скрынников

Разрядный приказ расставил по стенам и воротам вместе с ратными людьми посадских людей. В Белом городе и в Замоскворечье охрану стен несли шесть с половиной тысяч человек. Около двух тысяч горожан имели в руках пищали, две с половиной тысячи несли караулы с рогатинами.

За несколько дней до решительного столкновения с поляками царь Михаил пригласил Пожарского во дворец к столу и наградил его золоченым кубком и собольей шубой. По случаю награждения князю Дмитрию перечислили все его заслуги: то, что он против литовских людей стоял, острог поставил, многих врагов побил и взятых языков к государю часто присылал, государеву и земскому делу радел и им промышлял, помогал Лыкову, когда он из Можайска к Москве шел.

Накануне решительного боя на сторону русских перебежали двое французских саперов, служивших в армии Владислава. Они сообщили о готовившемся приступе и пунктах атаки. Бояре заподозрили, что французов подослал сам Ходкевич, и не дали веры их словам. Предосторожности ради они все же послали подкрепление к западным воротам. Им не пришлось пожалеть об этом.

После полуночи 30 сентября 1618 года королевские роты двинулись на штурм русской столицы. Подобравшись в кромешной тьме к Земляному городу, солдаты взорвали ворота деревянного острога и проникли внутрь города. Пробираясь по улицам Земляного города, роты подошли к Арбатским и Тверским воротам Белого города. Пан Новодворский с саперами готов был взорвать с помощью порохового заряда Арбатские ворота. Но москвичи осыпали неприятеля градом пуль. Новодворский был ранен.

Выстрелы разбудили спящую столицу. К месту боя подошли подкрепления. Прежде других к воротам прибыл со своего двора на Арбате князь Пожарский. Как отметил Разрядный приказ, князь Дмитрий «на боях и на приступах бился, не щадя головы своей». На рассвете русские распахнули ворота и ударили по врагу. Новодворскому пришлось спешно отступить. Не лучше обстояли дела у отряда, пытавшегося ворваться в Белый город со стороны Тверских ворот.

Ввиду больших потерь Ходкевич не решился отдать приказ о новом приступе. Ему не удалось прорвать даже внешнюю линию каменных стен.

Потерпев неудачу под Москвой, Ходкевич отступил к Троицкому монастырю. Владислав потребовал присяги от монахов. Ответом ему были пушечные залпы. Королевская армия отступила за Троицу к селу Рогачеву на старую гетманскую стоянку. Отряды наемников отправились грабить замосковные города.

Сагайдачный из-под Москвы пошел к Калуге, но овладеть крепостью ему не удалось. Среди казаков зрело недовольство. Полковник Ждан Коншин с отрядом в 600 сабель перешел на русскую службу.

Армия Владислава оставалась в Рогачеве. Ей предстояло выдержать трудную зиму. Войско не имело надежных путей сообщения. Ходкевичу не удалось овладеть ни одной из русских крепостей, оставшихся в его тылу. Владислав фактически не мог продолжать войну, потому что польский сейм согласился финансировать его кампанию лишь до конца года. Последние недели этого года истекали. В Речи Посполитой все громче звучали голоса в пользу немедленного заключения мира с Россией. Южным границам Польши угрожали турки. Стихли выстрелы в Ливонии, но достигнутое там двухлетнее перемирие между шведами и поляками не было ни миром, ни войной.

Подойдя к Москве, Владислав направил боярам грамоту с требованием покорности. В ней он именовал себя «царь Московский». Дьяки замазали этот титул дегтем, прежде чем отдать грамоту царю Михаилу. Позднее переговоры продолжались. Для этого из Москвы были отряжены Федор Шереметев, Данила Мезецкий и Артемий Измайлов. Поляки требовали новых территориальных уступок и контрибуции. Послы отвечали, что, по смете, русские уже отослали королю Сигизмунду в Польшу и выдали польским войскам в Москве, а также и русскому гарнизону Кремля золота, серебра и всякой рухляди на 912 В00 рублей. Названная сумма была неслыханно велика по московским меркам.

Послы съезжались и говорили, оставаясь в седле. Если Москва не примет Владислава, грозили королевские послы, тогда Владислав обойдет Москву, и что еще остается у вас неспаленного и неопустошенного, от того останется только земля да вода.

Речь Посполитая нуждалась в мире не меньше России. Когда переговоры зашли в тупик, пан Новодворский отправил в Москву послов от себя с наказом заключить предварительное соглашение, что они и выполнили.

В это время в польском лагере было получено известие о волнениях в Москве. До трех тысяч казаков подняли бунт и ушли из столицы. Посланному вслед Трубецкому с большим трудом удалось уговорить казаков вернуться. Волнения побуждали русскую сторону спешить с миром.

Для завершения переговоров послы съехались в деревне Деулино, неподалеку от Троице-Сергиева монастыря. Поляки вновь грозили, на этот раз указывая московитам на комету: «видели вы на утренней заре звезду с лучом, стояла она над вашим Московским государством, и вы по той звезде увидите, что над вами сделается…»

Польские послы бесчестили Михаила Романова, отказывая ему даже в великокняжеском титуле. «Нам так не писать, — говорили они. — «Кого вы теперь великим государем имеете»; много государю вашему от нас и той чести, что мы в записи написали: «Которого у себя ныне великим государем именуете». Полки Радзивилла, занятые в Ливонии против шведов, теперь придут на помощь Владиславу, и тогда «ни одного младенца в Москве и других городах не останется». Русским послам вновь грозили самозванцем: «ваши казаки иного вора добудут, к нему наши воры пристанут, так у них и без королевича будет другой Дмитрий».

Под рукой шляхтичи поведали послам: «Есть у них (казаков) калужского вора сын, учится грамоте в Печорском монастыре, и на Москве повесили не его, его унесли казаки…»

1 декабря 1618 года боярин Федор Шереметев с товарищами согласились на поправки, внесенные поляками в московскую запись. Но тут возникла новая трудность. Королевские послы не соглашались внести в договор пункт о том, что Филарет будет отпущен в Москву 2 февраля 1619 года, в один день с передачей русских крепостей Речи Посполитой. Поторговавшись, поляки назначили срок 15 февраля для отпуска Филарета, князя Василия Голицына и других полоняников.

Наконец договор о четырнадцатилетием перемирии был подписан. Условия перемирия были чрезвычайно тяжелыми. К Литве отходили вся Смоленщина и Черниговщина. Вместе с городами, занятыми «литвой», Сигизмунду достались пограничные крепости, отразившие все нападения его наемников. Бояре обязались сдать эти крепости в полном порядке, со всеми пушками и боевым снаряжением, с пашенными уездными крестьянами и посадскими людьми. Король получил в свои руки около тридцати городов. Новая граница проходила теперь неподалеку от Вязьмы, Ржева и Калуги. Сигизмунд посеял семена новой войны.

Понадобилось много усилий, чтобы великорусская народность обрела единство. Перемирие