Я трогаю войну руками - Ирина Юрьевна Бугрышева

не устаканилось. Вот я сейчас на вас смотрю, а вас у меня трое. Но ничего, нормально. Я привык. Разговариваю с вами — а смотрю на ту, которая посередине. Боковые не обижаются. О! Вот вы здесь держите руку, а мне уже не больно. Отпустило. Как у вас так получается? Мне даже на УЗИ показывали, что печень увеличена. Ну ещё бы. Столько операций. И антибиотиков. А сейчас легче.

Я заканчиваю работать с Серёжиным животом. Перехожу к ступням. Снимаю носки. Наливаю в руки масло.

— На Новый год ранило, я говорил, да? Прошлый Новый год я тоже провёл на задании. Воевал. Теперь вся надежда на будущий Новый год. Даст Бог, встречу его с семьёй. Надеюсь. Я сам из Всеволожска. Знаете, как пошёл на СВО? Я был электриком в госпитале здесь. В соседнем корпусе. Новое здание. Были там? Ну вот. Я налаживал электрику. Люблю своё дело. Электричество меня слушается. И тут начали привозить груз двести. В том корпусе морозилки серьёзные, и ребят в чёрных мешках везли туда. Я увидел это всё и понял — не смогу остаться. И пошёл. Жена переживала, но что она сделает? Она согласилась с моим выбором… День я был на рации. Второй. А на третий рация разрядилась. Да и сам я стал чаще терять сознание, впадал в небытие. Снег ел. Замерзал. Морозы же. А ещё такая потеря крови. Открытая рана в голове. Сначала считал дни — первый, второй, третий. День, ночь, день, ночь. А потом всё смешалось в сплошную темень и сумерки. В яме уже воняло. Хоть и морозно было, но всё равно запах шёл от ребят. Я приходил в себя всё реже. Думал, всё уже. А потом, в сумерках, слышу сквозь какой-то гул — толкают меня: «Просыпайся!» А я снова не понял: умер уже? Или снится? Оказалось, наши. Пришли за мной на рассвете. Часов пять было, наверное. Трое их было. Или четверо. Потащили меня на носилках. Я, конечно, уже никакой был. Думаю, это был мой последний шанс. Вряд ли я ещё сутки протянул бы. Потом рассвело окончательно. Нас выследили. Обстреляли. Одного бойца затрёхсотило. Рука у него повисла. Перевязали его, и нас в госпиталь двоих отправили. Это было Рождество. На Новый год ранило, а на Рождество по Божьей воле меня спасли. Благодарил я тех ребят очень, конечно. И Бога тоже. Сейчас уже больше четырёх месяцев прошло. А я всё не могу поверить, что выжил. Хотя сейчас я уже знаю, зачем мне Господь жизнь оставил. Думаю, что знаю. Догадался. Мне есть ещё зачем жить. Есть для чего. И для кого… Я перед операцией хирургу сказал: «С головой разберётесь потом. Посмотрите сначала, что там у меня в штанах». Хирург посмотрел и говорит: «Слушай, не беспокойся. Повезло тебе. Удачно полоснуло. Наложу шов — будет лучше прежнего». Всё нормально там в итоге. Я своего хирурга зову «херург» теперь. Через «е». Только восстановиться осталось. С коленом чтоб разобрались. И спасибо, что вы со ступнями моими возитесь. Я вижу, сколько слезает кожи. Как змея я. Это всё потому, что отморозил я ноги в той яме. Почернели пальцы. Я их не чувствовал совсем. И сейчас не особо чувствую ещё. Думал, ампутируют. А врач говорит: «Поборемся». Спасибо вам. Что боретесь за нас. Ещё девушка приходила. Тоже ничего не сказала, села рядом и работала с моими ногами. А если б вы спросили: «Вам надо массаж?» — я б, дурак, ответил: «Нет». Потому что ну какой мне массаж? Массаж, в моем понимании, здоровым нужен. А тут рука в гипсе, нога без колена, ступни не чувствую…

* * *

Со ступней Серёжи слезает слоями мёртвая кожа. И я совсем краем уха слышу, как молодой матрос (откуда-то из-под Челябинска) рассказывает медбратьям про ракеты и торпеды на дизелюшке. Мужики сидят спиной к нам, на койке, обсуждают флот. И я благодарю Бога, что матроса привезли сюда. В другой больнице он бы горевал по поводу отрубленного люком пальца. Здесь, оглядевшись по сторонам, матрос через две минуты понял — легко отделался. Считай, все пальцы на месте. Ну, почти. Кроме половинки. Горевать не о чём.

Вдруг до нас доносится:

— А что, дизельные лодки ещё строят?

По голосу — медбрат спрашивает матроса. Я тихо смеюсь:

— Что за глупости?

Серёжа видит мой смех и оправдывает медбратьев:

— Слушайте, ну они же здесь с утра до вечера. У них задач хватает — как разбираться с ногами и руками, какие уколы колоть. Они же не учились работать с этими осколками и отмороженными ногами. У них всё впервые. Они про подводные лодки не знают ровным счётом ничего. Им некогда читать новости про дизельные лодки. Вот наш матрос их и просвещает весь день напролёт. И они счастливы, и он доволен.

Я расслабляю Серёже ступни. Прожимаю активные точки. Серёжа ойкает. И снова ойкает. И снова.

— Ой, до колена импульс дошёл! А сейчас колет где-то в икре.

— Дыши, Серёжа, дыши, — улыбаюсь я. Ампутация не понадобится. Чувствительность восстанавливается. Серёжа ойкает. Сам удивляется этому. И каждый раз благодарит:

— Ничего себе, я начал чувствовать этот палец. И этот.

А матрос на соседней койке всё рассказывает медбратьям про дизелюхи. И я снова та Ира, что летит с горы в подплав. Косички торчат в разные стороны. За спиной у меня остаются Дом пионеров, Дом офицеров, стадион, Циркульный дом… За спиной у меня остаётся детство.

Циркульный дом — толстым томом «Двух капитанов» Вениамина Каверина на полке. Память о Доме офицеров, который сгорел дотла в том детстве, когда нас принимали в октябрята… А потом — на сцене Дома офицеров был концерт, где выступал мушкетёр Боярский.

Та Ира, со звёздочкой на груди, выросла. А эта, сегодняшняя, может рассказать медбратьям всё про дизельные подводные лодки проекта 636 «Варшавянка» или проекта 677 «Лада». Было бы время. Я бы рассказала, как эти лодки строятся на Адмиралтейских верфях. И как потом рассекают по всему миру — незаметно и осторожно.

Я рассказала бы про высокий запас плавучести и непотопляемости. Про уникальную дальность обнаружения целей. Про новейший навигационный комплекс. Про быстродействующее торпедно-ракетное вооружение. Про то, что между отсеками у лодок водонепроницаемые перегородки и при аварийном затоплении одного из отсеков лодка останется на плаву и сохранит боеготовность.

Мне кажется, любая девочка из Полярного расскажет об этом легко. С гордостью за то, что в НАТО наши дизелюхи прозвали «чёрными дырами» за скрытность и