Марш! Марш! Люди и лошади в наполеоновских войнах - Мурат Магометович Куриев

Фамилии разные, человек один. Как к ней относились ее боевые товарищи? Большинство, это действительно так, хорошо. Особенно те, кто оставался в неведении относительно ее пола. Знающие – в целом тоже неплохо, хотя здесь уже наблюдалось некое «расслоение». Имели место и предубеждение, и снисходительность (что у Дуровой вызывало наибольшее возмущение), иногда и неприязнь. Все как должно и могло было быть.

Денис Давыдов, например, отзывается о Дуровой довольно сдержанно: «Дурову я знал потому, что я с ней служил в арьергарде, во все время отступления нашего от Немана до Бородина… Я помню, что тогда поговаривали, что Александров – женщина, но так, слегка. Она очень уединена была, избегала общества, столько, сколько можно избегать его на биваках. Мне случилось однажды на привале войти в избу вместе с офицером того полка, в котором служил Александров, именно с Волковым. Нам хотелось напиться молока в избе… Там нашли мы молодого уланского офицера, который только что меня увидел, встал, поклонился, взял кивер и вышел вон. Волков сказал мне: “Это Александров, который, говорят, – женщина”. Я бросился на крыльцо, но он уже скакал далеко. Впоследствии я ее видел на фронте…» Вспоминал еще не раз, и всегда – без восхищения.

Однако признание, и у однополчан, и у современников, Дурова, конечно, заслужила. Тяготы военной жизни переносила стойко, приняла участие в нескольких кампаниях. Сражалась храбро, даже отчаянно, и вполне могла посоперничать со многими мужчинами-всадниками. Награды и звания получала заслуженно.

Примеры привести не сложно, только лучше прочитать ее «Записки». Что-то выдумано, по большей части – правда. Самое главное в другом. Надежда Дурова обладала несомненным литературным талантом, Пушкин это сразу увидел. Сопроводил первый отрывок из «Записок», опубликованный в «Современнике», такими строками: «С неизъяснимым участием прочли мы признание женщины, столь необыкновенной; с изумлением увидели, что нежные пальчики, некогда сжимавшие окровавленную рукоять уланской сабли, владеют и пером быстрым, живописным и пламенным».

Про «нежные пальчики» Надежде Андреевне вряд ли понравилось, про перо наверняка польстило. Белинский, ознакомившись с отрывком, написал: «Если это мистификация, то, признаемся, очень мастерская; если подлинные записки, то занимательные и увлекательные до невероятности». Так и есть. Невероятно увлекательные, их стоит прочесть. Белинский, кстати, тоже назвал Дурову «феноменом нравственного мира».

…Слово «феномен» всегда подразумевает некую загадочность. Феномен был, феномен есть. Удивительная жизнь! «Разоблачил» ведь ее горячо любимый отец, и как! Именно он, узнав о том, что дочь его стала военным, начал составлять прошения к самому государю императору. Александр I распорядился доставить Дурову в Петербург и встретился с ней.

История кавалерист-девицы произвела на царя сильное впечатление. Он дал ей свое имя, и отныне Дурова – Александр Александров. Правда, император попросил ее сохранять, по возможности, инкогнито. Какое инкогнито?! Слухи, невероятные истории… Про Александра Александрова знают немногие, про то, что в армии служит женщина, почти все. Испуганные крестьяне отдают дочерей замуж в 13 и даже в 10 лет. Говорят, что скоро в армию начнут «девок брать». Смешно, но не странно.

Когда Дурова оставит армию в 1817 году, снова возникли вопросы. Захочет ли она вернуться к «женскому обличью»? Давать ли ей пенсию офицера? За Александром Александровым сохранили право на ношение военного мундира и наград и пенсию оставили. Она обнаружила в себе литературный дар и… Вы уже все знаете.

Сначала – необыкновенная популярность, потом – не то что забвение, просто про нее потихоньку стали забывать. Ведь все, что действительно интересовало всех, Дурова уже давно рассказала.

…Последние годы жизни Дурова провела в захолустной Елабуге. В одиночестве. Не сказать что в полной бедности, но пришлось Надежде Андреевне заниматься и тем, что она так ненавидела в детстве. Рукоделием. В Елабуге она и умерла в 1866-м, там ее и похоронили. В уланском офицерском мундире, с Георгиевским крестом на груди, со всеми воинскими почестями. Спустя какое-то время установили на могиле памятник. С надписью, начинавшейся со слов: «Надежда Андреевна Дурова, по повелению императора Александра – корнет Александров…»

Часть восьмая

Лучшие кавалерийские генералы. Против Наполеона

Введение

Не было у противников Наполеона кавалерийских генералов уровня великих пруссаков Зейдлица и фон Цитена. Это никого не должно задевать, это просто констатация факта. Однако пусть и не выдающихся, но очень хороших командиров хватало. Выбор есть, хотя он и довольно сложен.

В отсутствие безоговорочных лидеров критика неизбежна. Почему этот, а не… Возражения вполне могут быть справедливыми, только ведь составление любого рейтинга подразумевает некую субъективность.

По одному от каждого из главных противников Наполеона. Не просто кавалерийского командира, но и яркого человека, незаурядной личности. Кого-то хорошо помнят до сих пор, кто-то – незаслуженно забыт…

Глава первая

Генерал-рыцарь. Яков Кульнев

Он погиб в самом начале войны 1812 года. Одним из первых русских генералов. Не успел отличиться при Бородино, не гнал французов из России, не участвовал в триумфальных заграничных походах. Однако им восхищались современники, причем не только его соотечественники. Особенный человек, заслуживший прозвище «генерал-рыцарь» или «генерал Дон Кишот». Яков Петрович Кульнев.

…«Кульнев был росту высокого, почти двух аршин и десяти вершков (примерно 185 см). Был сухощавым, но ширококостным и немного сутуловатым мужчиною. Волосы имел он темно-русые, с сильною проседью. Он был лица продолговатого, нос имел довольно большой, прямой, с малой горбиною, и носил довольно длинные усы, соединявшиеся с огромными бакенбардами. Я недавно где-то читал, что он носил какой-то черный гусарский ментик или доломан, с черными шароварами. Несправедливо. В Финляндии он носил Гродненского гусарского, а в Турции Белорусского гусарского полка ментик или доломан, смотря по времени года, как все гусары; только одежда его была не офицерская, а рядового гусара, то есть сшитая из толстого солдатского сукна, с гарусными шнурками и оловянными пуговицами. Рейтузы носил он форменные офицерские и фуражку также форменную. Правда, что он надевал иногда финский колпак или разного рода скуфьи и ермолки; но то делывал он из балагурства, может быть, из страсти носить что-нибудь странное на голове, ибо однажды он одел на голову и носил до износа подаренный ему мною табачный кисет зеленого сафьяна и шитый золотом. Все это делывал он, однако, на биваке, вне службы, но никогда на службе и перед войском». Из балагурства мог и кисет на голову нацепить, но – не на службе. Деталь, как мы знаем, всегда помогает создать образ. Описывая генерала Кульнева, Денис