Нормальный как яблоко. Биография Леонида Губанова - Олег Владимирович Демидов

Кублановский нам говорил[461]:

«С Лимоновым были по пьянке какие-то стычки, но за этим не стояло никаких литературных разборок. Советское питьё ведь омерзительно: портвейны, плохая водка – всё это давало не хороший хмель, а какой-то тяжёлый, неприятный осадок. Это был чистый яд. Ну и поскольку они оба были люди с психикой подвижной, мягко скажем, то и были у них какие-то схватки. За ножи хватались. Но я это всё терпеть не мог. Богемная поножовщина. Чепуха».

Губанов пытался сразу найти обидчика: обошёл всех знакомых, у кого мог останавливаться на ночлег незарегистрированный в Москве харьковчанин. Говорят, зайдя к Александру Величанскому, повздорил и подрался с ним. И в итоге отомстил только спустя несколько лет. В начале 1970 года на квартирной выставке Сергея Бордачёва они пересеклись.

Монастырский рассказывал про бордачёвскую квартиру[462]:

«Большие и частые застолья бывали у Бордачёва на улице Дурова, где он жил на последнем этаже в двухкомнатной квартире; в маленькой комнате жила его мать, а у него была очень большая комната с высокими потолками. Составлялись столы, на которых в основном были бутылки, еды – мало, что-то вроде бычков в томате и т. п. На этих застольях набиралось <…> человек по тридцать, если не больше…»

Лимонов добавлял в это описание немного андеграундного антуража[463]:

«Новоприбывшие, мы влились в круговорот остроумия, водки, портвейна, по-моему, кто-то потреблял даже анашу, наркотики тогда уже появились в Москве, их привозили испорченные питерцы, Хвостенко среди прочих».

Тусовались долгое время мирно. Но тут Лимонов, подустав от выставки, решил уйти. Тогда к нему подошёл кто-то из губановской компании и сказал, мол, Лёнька хочет с тобой поговорить. Ни о чём не подозревая, Лимонов вышел из квартиры – его взяли под руки, отвели к Губанову, а тот его хорошенько отколошматил.

Отомстил – и забыл.

Забыли оба.

Но между тем Лимонов стал отдаляться от смогистской компании. Ему нужно было движение, он всегда и везде настраивал себя на поиски чего-то нового. Застоя терпеть не мог. А смогисты как-то приспустили свои паруса и с конца шестидесятых начали растворяться в брежневском золотом веке.

Лимонов познакомился с Сапгиром и Холиным. Они свели его с Евгением Кропивницким. И у молодого поэта начался новый этап: то лианозовские бараки, то посольские приёмы. Он уже тогда учился высоко летать и низко падать – и в этом находить вдохновение.

Смогистов подобное ницшеанство раздражало. Кублановский нам рассказывал:

«Меня что стало в нём раздражать? Его заискивание перед иностранцами. Он стал оценивать людей по мере их славы. Меня стал считать неудачником. Стал вдруг смотреть на меня сверху вниз. Но не потому, допустим, что ему разонравились мои стихи, а потому что я жил своей жизнью и не хотел таскаться на рауты и обеды в посольства, где-то там шустрить и быть в бомонде. Вот это мне в нём казалось провинциальной чертой. Вначале мы дружили. Он даже мне брюки вельветовые сшил. Но по мере того, как он стал крутиться в московском обществе, тесно связанном с иностранцами, завоёвывать своё место, мы разошлись. Последний раз здесь встретились на художественной выставке в Измайлово. Он уезжал, по-моему, на другой день. Но счёл, что я уже не достоин быть на его проводах»[464].

В прозе и стихах: от Эдика к «Эдичке»

Особое внимание надо уделить творческим пересечениям Губанова и Лимонова. А они – при абсолютно разных поэтиках: постимажинистской и постобэриутской – на удивление есть.

Первое пересечение возникает из-за любви и того, и другого – к Велимиру Хлебникову. Губанов читал его в Ленинке, дома повесил художественный портрет будетлянина, общался с Алексеем Кручёных, Маем Митуричем, племянником поэта, и исследователем футуристов Александром Парнисом. Лимонов, пока лежал на Сабуровой даче, от руки переписал трёхтомное собрание сочинений Хлебникова. Живя в Харькове, дружил с художником-футуристом Василием Ермиловым, а в Москве – в отличие от Губанова – точно встречался и тесно общался с Лилей Брик. Ей так понравились его стихи, что она решила записать его авторское чтение на магнитофон; обещала его второй жене Елене Щаповой подарить своё кольцо, дабы оно перешло от одной красавицы и музы русского поэта – к другой, но старший Катанян не дал этого сделать.

Второе пересечение – пророчества. Видимо, это идёт от того же Хлебникова, от чтения его стихов и «Досок судьбы». Вводя себя в транс, поэты могли что-то такое узреть в будущем, предугадать его, предвидеть.

Про прозрения Губанова будет отдельная главка. А Лимонов – достаточно напомнить, как он в самом начале 1990-х годов, во время разгула квазидемократических идей и «полной свободы», вдруг сказал, что нам ещё придётся побороться за Крым и Восточную Украину. Или, если хотите, поэтических пророчеств, можно вспомнить стихотворение 1960-х годов – «Саратов» – в котором предугадывается будущее тюремное заключение в самом начале 2000-х годов[465]:

и белый снег не укрощен

протест мельчайший запрещен

и только вечером из чашки

пить будут водку замарашки

и сменят все рабочий свой костюм

но не сменить им свой нехитрый ум

И никогда их бедное устройство

не воспитает в них иное свойство

против сей жизни мрачной бунтовать

чтобы никто не мог распределять

их труд и время их «свободное»

их мало сбросит бремя то народное

И я один на город весь Саратов

– так думал он – а снег все падал матов

Третье пересечение – попытка вырваться из литературы в живопись. Вообще удивительно, сколько поэтов второй половины ХХ века баловались рисунками на полях или более-менее серьёзно размахивали кистью. В случае Лимонова – это именно баловство, а у Губанова… об этом мы ещё отдельно скажем.

Четвёртое пересечение возникает от того, что обоих поэтов называли… «новым Есениным». Но тут и начинают проступать и принципиальные отличительные черты. Если Губанов – это «новый Есенин» имажинистского периода, то Лимонов – это «новый Есенин», но уже опростившийся, отошедший от экспериментальной поэтики. Вспомните его простые прекрасные стихи[466]:

Это кто идет домой,

Не подружка ль наша?

Косы в лентах за спиной —

Милая Наташа!..

Ветер свежий,