Альманах «Российский колокол». Спецвыпуск им. Велимира Хлебникова. Выпуск второй - Альманах Российский колокол

русскую культуру XX века: в философию, искусство перевода, прозу, живопись, искусствоведение и поэзию. У меня постижение трудов и деятельности Волошина, возможно как и у кого-то еще, находится в стадии ознакомления. И я не стыжусь этого…

Сказитель, эллин, римлянин, бродячий певец-бандурист – именно так хочется назвать поэта, видя его фотографии и портреты, сделанные современниками Волошина. Даже свет глаз, цвет глаз, впечатление от них складываются в связи с обликом поэта. Вовсе не случайно, что описание взгляда и глаз Максимилиана у разных мемуаристов довольно противоречивы, так как сам Волошин бывал разным. И это, конечно, от богатства натуры. От первого лица он мог говорить о Данте и Гомере, о Руанском соборе и Млечном Пути, об Испании и Швейцарии, о Франции и Греции.

Явным источником творчества М. Волошина до войны 1914 года была Франция. Париж был исхожен поэтом вдоль и поперек. В первой книге стихов Волошина редкая страница не обдаст Парижем, если не прямо, то подспудно. Я позволю себе привести в качестве иллюстрации высказанной мысли лишь несколько примеров из цикла стихов «Париж»:

Город-змей, сжимая звенья,

Сыпет искры в алый день…

(М. Волошин, «С Монмартра»)

В дождь Париж расцветает,

Точно серая роза…

(М. Волошин, «Дождь»)

Осень… осень… Весь Париж,

Очертанья сизых крыш…

(М. Волошин, «Осень… осень… Весь Париж…»)

Парижа я люблю осенний, строгий плен,

И пятна ржавые сбежавшей позолоты…

(М. Волошин, «Парижа я люблю осенний, строгий плен…»)

Мое знакомство с поэтом Максимилианом Волошиным началось именно с этого цикла. Он вдохновил меня на написание нескольких собственных стихотворений. Мне хочется привести свои стихи ниже:

* * *

Всю цепь промчавшихся мгновений

Ты снова мог бы воссоздать:

Прогулки рядом с брегом Сены,

Ее вуаль и ее стать;

И синих глаз зовущий омут,

И манкость чувственных речей,

Блошиный рынок, парки тоже

И тусклый свет от фонарей.

* * *

И ты опять один в Париже

В кругу привычной старины:

Монмартр и вновь блошиный рынок,

Фонтаны, замки… В эти дни

Ты счастлив утренней порою,

Когда туман над Сеной. И

Ты вновь опять один в Париже

В вертепе страсти и любви!

* * *

Глядишь в окно сквозь воздух мглистый.

Прозрачна Сена. Тюильри.

Все так прекрасно и прилично.

Благословенны эти дни!

Париж! Любовь! Лукавы взоры!

Объятья! Поцелуй впотьмах!

На небе звездные узоры,

А рядом дамы томный взгляд.

* * *

Парижа не могу любить осенний, строгий плен!

В нем не была! И вряд ли побываю…

Милее мне российских градов лень,

Их темп спокойный! Его принимаю.

Россия – не Париж, не Франция, но все ж;

Своя есть прелесть в ней! Ей равных нету!

Людьми богата! Ведь Наполеон

Российскими вояками низвергнут…

Парижа не могу любить осенний, строгий плен!

В нем не была! И вряд ли побываю…

Но не тужу! Со мною Бомарше,

Руссо, Дакен и Куперен… Их почитаю!

Знакомство с несколькими поэтическими циклами М. Волошина заставило обратить внимание на то, как бережно поэт обращается с организацией поэтического движения, как мастерски чувствует и выделяет цезуру, используя весь спектр имеющихся возможностей благодаря используемым знакам препинания. Поэтическому высказыванию, как естественно-речевому, присуща определенная внутренняя организация. Речевой поток представляется непрерывным, однако он расчленяется на отдельные слова, которые объединяются в группы, простые и сложные предложения. Такая расчлененность – обязательное требование к информационному процессу, каковым и является звучание поэтического текста. Носители информации – знаки – должны ясно отграничиваться друг от друга. Важность правильной расстановки границ – цезур – несомненна. Примеры двусмысленности при отсутствии знака препинания подтверждают значимость цезур на своих местах. Развертывая во времени поэтический текст, автор для разграничения частей использует остановки. В силу того, что Максимилиан Волошин был поэтом с хорошим музыкальным слухом, эти паузы-цезуры выверены у него исключительно точно. В качестве примера можем взять стихотворение «Солнце! Твой родник…» из цикла стихов «Киммерийская весна» и посмотреть, как поэт мастерски использует цезуру через систему знаков препинания либо ее отсутствие, что в отдельных случаях при разрыве предложения может быть тоже рассмотрено как паузирование:

Солнце! Твой родник

В недрах бьет по темным жилам…

Воззывающий свой лик

Обрати к земным могилам!

Солнце! Из земли

Руки черные простерты…

Воды снежные стекли,

Тали в поле ветром стерты.

Солнце! Прикажи

Виться лозам винограда.

Завязь почек развяжи

Властью пристального взгляда!

Давайте на примере первого четверостишия рассмотрим, как интересно автор членит поэтическую речь. В первой строке после слова «солнце» стоит восклицательный знак, который можно расценивать как достаточно длинную четвертную паузу, говоря языком музыкантов – а он здесь уместен. А почему поэт ставит восклицательный знак? Здесь вариантов может быть несколько. Я выбираю следующий: Волошин не может не слышать, что просится повтор слова «солнце»; а раз повтора нет, то нужна цезура – восклицательный знак, и он ее дает. После слова «родник» цезура смысловая, здесь не нужен явный знак препинания, поскольку предложение рвется и переносится. Следовательно, цезура невелика. В нашем случае она может быть восьмой паузой. И, наконец, многоточие, завершающее простое предложение, в котором в грамматической основе употреблен глагол несовершенного вида «бьет». Отсюда такая длинная цезура, я бы сказала половинная пауза. И так с точки зрения членения поэтической речи можно рассматривать другие стихотворения М. Волошина, убеждаясь в бережном и грамотном отношении поэта к паузе в стихотворной речи.

Личность поэта формируют многие факторы, среди которых важное место занимают среда проживания и окружение поэта. Нельзя не остановиться на трех точках Коктебельского залива, по которым узнается Волошин. Первая из них – это дом, где он жил и работал. Вторая точка – это могила, которую можно увидеть, стоя рядом с домом. И, наконец, третья – это склон горы Кара-Даг. Абрис скалы напоминает профиль поэта, о котором Максимилиан говорит в одном из стихотворений цикла «Киммерийская весна», посвященном Коктебелю. Привожу