Король пиратов. Удивительная история Генри Эвери и зарождение Золотого века пиратства - Шон Кингсли

Большинство знаменитых морских разбойников закончили свою жизнь плачевно. Сэм Беллами утонул на судне Whydah у мыса Кейп-Код в 1717 году[717]. Черной Бороде отрубили голову в бою с Королевским флотом у острова Окракок (Северная Каролина) в ноябре 1718 года[718]. Месяцем позже в Чарльстоне (Южная Каролина) повесили Стида Боннета[719]. Джека Рэкхема вздернули на виселице в Порт-Ройале в 1720 году, Чарльза Вейна – там же в 1721 году, в этом же году в тюрьме от лихорадки умерла Мэри Рид[720],[721]. В 1721 году самый суровый охотник на пиратов в Америке – губернатор Нью-Провиденса Вудс Роджерс – смог написать в Лондон письмо с сообщением: «Expulsis Piratis, Restituta Commercia» («Пираты изгнаны, торговля восстановлена»[722])[723]. Золотой век пиратства закончился.

Деяния короля пиратов вдохновляли моряков. Летом 1722 года Fancy вновь терроризировал океан. Командовал кораблем Эдвард Нед Лоу – осевший в Бостоне уроженец Лондона, один из самых жестоких пиратов в истории. Однажды у острова Гренада в Вест-Индии он захватил португальский корабль. Капитан корабля выбросил в океан тысячу мойдоров[724], чтобы они не достались нападавшим. Узнав об этом, взбешенный Лоу «отрезал губы бедняги своей абордажной саблей, поджарил их на камбузе, а затем заставил португальца съесть их горячими с огня»[725]. После чего капитана и команду убили. Не было в океанах большего чудовища, нежели Нед Лоу во время второго пришествия Fancy. Возможно, Лоу и назвал свое судно в честь флагмана короля пиратов, но ему не удалось «сыграть в Генри». Закончил он печально: французы повесили его на Мартинике в 1724 году[726].

Генри Эвери не был таким подонком. Будучи сложной, неверно понимаемой личностью, он верил в честную игру и порядочность. Его моральный компас сломался, когда в юности умерли родители, а управляющий украл наследство и остался безнаказанным. В сердце Эвери что-то треснуло. Он решил отомстить всему миру. Когда в 1694 году в Ла-Корунье высокопоставленные богачи решили обмануть британских протестантов из экспедиции, организованной сэром Джеймсом Хублоном, Эвери сжал кулак и ответил ударом.

История изображает короля пиратов безжалостным авантюристом, не уважающим ни власть, ни закон. На самом же деле король Вильгельм III приказал Адмиралтейству защитить сто человек, служивших на кораблях Charles II, James и Dove злополучной экспедиции[727] (чего они не сделали), да и отказался прогибаться не один Генри Эвери. Команды других судов тоже возмутились. После того как Эвери бежал из Ла-Коруньи на корабле Charles II, адмирал Артуро О’Бруин «вероломно арестовал» капитана и двух офицеров, «под предлогом, что мы собираемся удрать с кораблями»[728]. Вернувшись в Лондон в июле 1694 года, сэр Джеймс начал беспокоиться о своих инвестициях и обратился к государственному секретарю Джону Тренчарду за помощью

в подавлении бунтов на кораблях James (капитан Стрит), Dove (капитан Хамфри) и Seventh Son (капитан Томас), которые не подчиняются командам генерала Артуро О’Бруина… Есть опасения, что они последуют примеру судна Charles, команда которого в мае прошлого года захватила указанный корабль, назначила капитаном некоего Генри Эвери и ночью отплыла из Коруньи, оставив письменное уведомление о своем намерении стать пиратами и нападать как на англичан, так и на другие нации[729].

Итак, Генри Эвери оказался далеко не единственным возмутителем спокойствия. Схватиться за оружие были готовы все британские подданные, которых привлек испанский план охоты за затонувшими сокровищами. Только Эвери проявил твердость, решив, что больше никто его не одурачит, и быстро отреагировал.

Целеустремленность Генри Эвери сделала его необычным королем пиратов. Безусловно, он обладал несгибаемой волей и был готов творить бесчинства и сжечь какой-нибудь город, если ему противились, но он отличался нетипичными для капитана Золотого века пиратства принципами и умел контролировать себя. Эвери не был адским психопатом, как Чарльз Вейн, или самовлюбленным щеголем, как Калико Джек[730]. Он был психологически устойчив и не стал бы общаться с эксцентричным богачом Стидом Боннетом, который, будучи «джентльменом с хорошей репутацией» и «обладателем большого состояния» (поскольку владел плантациями на Барбадосе), страдал от «расстройства ума»[731]. Эвери не потерпел бы театральные выходки Черной Бороды, который уверял, что у него четырнадцать жен, и нападал на врагов в облике дьявола, помещая под шляпу зажженные фитили, чтобы дым вокруг его лица пугал противника перед абордажем[732]. В его генах отсутствовала жадность.

Генри Эвери не был ни чудовищем, ни бесхребетным насильником. Удивительно справедливые правила, которые позаимствовали впоследствии другие пираты, – честное голосование, запрет воровства, драк с другими членами экипажа и посягательств на женщин без их согласия[733] – таков моральный кодекс Генри Эвери, запечатленный на бумаге.

Эвери не опускался так низко, чтобы бессердечно сшивать губы жертвам. Он не был злобным по своей сути. Не пытался построить новый мир свободы для обездоленных или вести классовую войну. Его деятельность подчинялась одной навязчивой цели: возмездию. И каждому, кто вставал на его пути, приходилось платить. В конечном счете Эвери сделал все, чтобы вернуть состояние, украденное его управляющим в Кэттедауне в Плимуте. Если для этого требовалось поработить африканцев с Мадагаскара, чтобы скрыть пиратскую сущность «Причуды», или поступить жестко, когда пираты, помогавшие ему ограбить «Ганг-и-Савай», попытались обмануть его, обрезая золотые монеты, – так тому и быть.

Эвери предпочитал честную игру, изо всех сил стараясь не нападать на английские корабли. Он мастерски разрабатывал стратегические планы, будучи гиперреалистом. Изнасилование женщин на Gunsway причинило ему личную боль, но он скрыл свое отвращение ради игры вдолгую. А игра вдолгую означала прежде всего выживание. Практически все остальные пиратские лидеры Золотого века не могли обуздать свой нрав и пускались за все более грязными деньгами, авантюрами и бойнями. Даже весьма талантливый друг Эвери Даниель Дефо не умел вовремя останавливаться: в своих безумных планах быстрого обогащения он подлетел слишком близко к солнцу и так и не обрел ни покоя, ни счастья.

Как только Генри Эвери захватил корабль с сокровищами падишаха Аурангзеба и сорвал джекпот, он начал планировать выход из игры. Второго пришествия короля пиратов не состоялось – в отличие от его коллеги Томаса Тью, повторная дерзость которого разорвала ему кишки осенью 1695 года, за несколько дней до нападения на Gunsway. Можно не сомневаться, что Эвери в конце концов вернулся в Плимут и отомстил семейству своего давно умершего