Гносеологические аспекты философских проблем языкознания - Владимир Зиновьевич Панфилов

Непосредственное восприятие количества было свойственно также и первобытным предкам современных людей, свойственно оно и современным цивилизованным и нецивилизованным народам. Однако способность непосредственного восприятия количества имеет одно существенное ограничение – такого рода восприятие возможно лишь в тех случаях, когда соответствующие множества состоят не более чем из 7 – 9 предметов. Экспериментальные исследования показали, что такого рода ограничение обусловлено емкостью тех каналов, по которым соответствующие раздражители поступают через органы чувств человека (или животных). В статье Дж.А. Миллера, подводящей итоги соответствующих экспериментальных исследований, констатируется, что емкость этих каналов такова, что человек способен без подсчета правильно определять различие в количестве тех или иных раздражителей, воздействующих на какой-либо из органов чувств, только в том случае, если этих раздражителей будет семь с возможными отклонениями в ту или иную сторону на два, т.е. в пределах 7 ±2[374].

Дж.А. Миллер, в частности, отмечает, что в свете этого факта получает объяснение то обстоятельство, что фонема может иметь не более 10 различительных признаков[375].

То большое место, которое занимает число ‘семь’ в мировоззренческих представлениях, в особенности первобытных людей, также, по-видимому, может быть поставлено в связь с этим ограничением емкости каналов связи, по которым информация поступает через органы чувств. Об особой мировоззренческой роли числа ‘семь’ свидетельствуют многочисленные факты. Это число было сакральным в шумерских мифах: судьбы вселенной решают семь старших богов и богинь, перед подземным царством расположены семь ворот, судьбами умерших в подземном царстве распоряжаются семь судеб, всемирный потоп длится семь дней и т.д. В этнографических исследованиях, в частности Б. Фролова, отмечается, что это число играет большую роль в космогонических представлениях сибирских народов (семь миров, семь морей, семь небес, семь матерей-прародительниц, семь трав-родоначальниц и семь трав, исцеляющих от болезней, семь душ человека, воскрешение через семь дней и т.п.). «Магическая» роль отводится числу ‘семь’ и у других народов (Америки, Африки, Новой Зеландии и др.). Установлено, что в палеолитических орнаментах Сибири их элементы объединяются в группы по 5, 7, 10 и 14 элементов, т.е. в основе этих группировок лежат числа ‘пять’ и ‘семь’.

Итак, непосредственное восприятие количества предметов без операции счета может иметь место у «первобытных» людей только в тех случаях, когда количество предметов, составляющих то или иное конкретное множество, является небольшим. Что же касается больших количеств, то «первобытные» люди не потому замечают отсутствие одной лошади в большом стаде или собаки в большой своре, что они непосредственно ощущают разницу в количестве, а потому, что они хорошо знают каждую лошадь в стаде или собаку в своре[376].

Существенная слабость рассматриваемой точки зрения на характер первоначального этапа развития категории количества состоит также в том, что категория количества является категорией абстрактного, обобщенного мышления и, следовательно, чувственно-наглядный способ отражения количественной характеристики конкретных множеств предметов может рассматриваться лишь как историческая предпосылка ее возникновения, но не как начальный этап в ее развитии. Как справедливо отмечает И.С. Тимофеев,

«в чувственно-непосредственном восприятии количества по существу еще нет перехода от качества к количеству»[377].

Несостоятельным оказывается также и то положение сторонников этой точки зрения, что чувственно-наглядные образы тех или иных конкретных множеств якобы выражаются в языках первобытных народов, получая в них соответствующие обозначения. Язык возникает как средство осуществления и существования абстрактного, обобщенного содержания мышления, но не его чувственно-наглядного содержания и необходимой связи между чувственно-наглядными образами и словами не существует[378]. Что же касается фактов существования в «первобытных» и непервобытных языках многих рядов числительных, каждый из которых употребляется при счете лишь определенных предметов, или индивидуализированных названий для отдельных устойчивых совокупностей предметов типа русского дюжина, на которые обычно ссылаются сторонники этой точки зрения, то, как показывает анализ, они получают иное объяснение, чем это полагают Л. Леви-Брюль, Э. Кассирер и др. (см. ниже, гл. V § 8).

§ 4. Этап установления равномощности множества

Начальным этапом становления категории количества как категории абстрактного, обобщенного мышления является такой этап, на котором устанавливалась лишь равночисленность или равномощность конкретных множеств предметов, когда предметы, составляющие эти множества, приводились во взаимно-однозначное соответствие[379]. Этот этап развития категории количества засвидетельствован у «первобытных» народов[380]. Исследователи этих народов отмечают, что многие из них имеют числительные лишь в пределах первого десятка, а некоторые – лишь числительные ‘один’, ‘два’. Поэтому в тех случаях, когда они имеют дело с конкретными множествами, которые состоят из большего количества предметов, чем то, которое находит свое обозначение в числительных, они по существу устанавливают лишь равно-численность этих множеств. Многочисленные факты такого рода собраны в книге Леви-Брюля «Первобытное мышление».

«Гэддон, – пишет Леви-Брюль, – отлично видел, что… здесь нет ни числительных, ни чисел в собственном смысле».

Здесь речь идет о своего рода памятной книжке, об особом методе, позволяющем в случае надобности получить данную сумму.

«Существовал, – говорит он, – другой способ счета: начинали с мизинца левой руки, от него переходили к безымянному пальцу, затем к среднему, к указательному, к большому, потом к кисти, к сочленениям плеча, к плечу, к левой стороне груди, к грудной кости, к правой стороне груди и кончали мизинцем правой руки (всего получалось 19). Названия для чисел являются просто названиями частей тела, а отнюдь не числительными. На мой взгляд эта система могла употребляться лишь в качестве вспомогательного средства для счета, подобно тому, как пользуются веревочкой с узелками, но отнюдь не в качестве ряда действительных чисел. Локтевое сочленение (куду) может означать ‘семь’ или ‘тринадцать’, и я не мог выяснить, обозначает ли куду действительно одно или другое из этих чисел: в деловых сношениях туземец только вспомнит, до какой части своего тела он дошел при подсчете предметов, и, воспроизведя счет начиная со своего левого мизинца, он всегда вновь найдет искомое число»[381].

Следует только отметить, что в этом, как и других аналогичных случаях, которые приводятся в книге Леви-Брюля, счет в собственном смысле этого слова не происходит[382], а имеет место лишь установление равномощности множеств, в силу чего словесное обозначение какого-либо члена конкретного множества и не имеет определенного числового значения.

Интересные свидетельства такого же рода, касающиеся коренного населения Австралии, приводятся в книге Уильяма Бакли.

«Перед уходом, – пишет он, – охотники, следуя обычаю, нанесли на руки штрихи, чтобы по ним определять,