Пария - Энтони Райан

Она подошла к гладкому участку камня, где мерцали тени вокруг того, что я поначалу принял за непрактично маленькую дверь. Подойдя ближе, я увидел, что на самом деле это в стене вырезали альков. Даже на свой неопытный взгляд я мог сказать, что руки, создавшие это, обладали настоящим мастерством – идеально плоское основание и элегантно изогнутые стороны. На это основании стоял маленький глиняный сосуд с крышкой.

– Священники других святилищ стараются заставить свои алтари любыми реликвиями, до которых только могут дотянуться, – сказала Сильда. – Многие из них, если не большинство – подделки, созданные, чтобы обмануть священников, жаждущих завлечь побольше паломников. Но здесь нам нужна лишь одна реликвия для нашего алтаря, ибо мученик Каллин был человеком, который научился избегать коварства богатств.

Установив факел в пустую подпорку у алькова, она подняла крышку сосуда.

– Узри, Элвин, – сказала она, отступив на шаг и поманив меня вперёд. – Священная реликвия мученика Каллина.

Прежде я ни разу не видел настоящей реликвии. Мои визиты в разные святилища Шейвинской Марки предпринимались исключительно в целях воровства. Если бы я на самом деле вошёл в святилище мученика Стеваноса, то дюжина, если не больше, костей, полоски содранной заживо кожи и почерневшие одеяния, украшавшие алтарь, несомненно произвели бы куда больше впечатления, чем-то, что я увидел сейчас.

– Шек? – спросил я, с сомнением глянув на восходящую, а потом снова перевёл взгляд на единственную медную монету в сосуде.

– Именно так, – сказала она. – Можешь посмотреть, если хочешь.

Я помедлил, а потом протянул руку к сосуду. Каким бы неверующим я ни был, если прожить всю жизнь под воздействием учения Ковенанта, то перспектива на самом деле прикоснуться к настоящей реликвии покажется устрашающей. Но когда я сбросил монету на ладонь, на меня не снизошло никаких видений Серафилей, и их благодать не затопила мою душу. Я почувствовал только холодок металла и увидел всего лишь маленькую монету, каких бессчётное количество просочилось через пальцы за мою насыщенную и неблагоразумную жизнь. Подняв монету на свет, я увидел, что голова, отчеканенная на одной стороне, отличается от обычной чеканки Короны. На нынешних шеках красовалась либо голова короля Томаса, либо его отца, по слухам более солидного короля Матиса Четвёртого. Ещё необычнее было то, что здесь отчеканили голову женщины.

– Королева Лиссель, – сказала Сильда, глядя, как я рассматриваю монету. – Единственная женщина на троне из династии Алгатинетов. В те дни керлы называли её «Кровавая Лисс», поскольку сердце её не отличалось милосердием.

– Сколько лет этой монете? – спросил я, поворачивая монету в свете факела. На реверсе были отчеканены цифры, но слишком мелкие, не различишь.

– Я бы сказала, прошло почти два столетия с тех пор, как эту монету отчеканили, и в итоге она попала в кошелёк Каллина. Он сказал, что это единственная монета, которую он заработал, и потому её одну он будет хранить. Понимаешь, Каллин, как и ты, большую часть жизни был разбойником. Истории о его искуплении сильно разнятся, поскольку его свиток был написан неумелой рукой, а переписывали его ещё менее умелые. Однако известно, что, получив виде́ние Второго Бича, он прекратил злодействовать и исходил Альбермайн вдоль и поперёк, проповедуя свои предостережения. «Истинно говорю вам, что Бич заберёт богатых, но пощадит бедных, если они откроют сердца свои Ковенанту», – сказал он. «Чтобы познать спасение, надо познать нищету».

Хотя слова Сильды показались мне не менее властными, чем её взгляд, моя склонность к цинизму никуда не делась:

– Сомневаюсь, что для него это хорошо закончилось, – сказал я, напряжённо ухмыльнувшись. А восходящая лишь улыбнулась чуть шире.

– Отнюдь, в своих странствиях Каллин собрал множество последователей, – сказала она. – В какое-то время за ним ходило больше двух тысяч человек. А точнее, две тысячи керлов. Люди благородных кровей оставались одинаково глухи к его посланию и очень недовольны тем, что так много подданных оставляют свои фермы и ходят за босоногим вором, который никогда не мылся и проповедовал, что владение землёй является мерзостью в глазах Серафилей.

Королева Лиссель всегда ужасно эффективно умела останавливать всё, что раздувало беспорядки в её королевстве. Каллина схватили, а его последователей разогнали. Один из самых искажённых пассажей его свитка ссылается на личную встречу с королевой, но что там произошло, утрачено навеки. Однако она даровала ему милость обезглавливания вместо обычной для еретиков казни, к вящему раздражению духовенства Ковенанта, стоит отметить. Они сочли его проповеди столь же тревожными, как и знать. Когда Каллина подвели к плахе, он отдал эту монету – единственное своё имущество – палачу в уплату за работу.

Сильда взяла у меня сосуд и протянула мне, а я опустил туда монету.

– Мне она досталась очень давно, но это история для другого раза. – Она поставила сосуд на место в искусно вырезанном алькове и закрыла крышку. – Скромная реликвия человека, который ценил скромность превыше всего. Поскольку он видел, что когда мы смиряемся, тогда мы себя искупаем.

Она снова перевела взгляд от сосуда на меня – её глаза удерживали меня так же надёжно, как кандалы, которые недавно приковывали меня к телеге цепаря.

– Жаждешь ли ты смирения, Элвин? Желаешь ли ты достичь искупления по примеру мученика Каллина?

Слабый нестройный хор врак зародился и погас внутри меня. Правильной стратегией казалось говорить заключённому светочу Ковенанта то, что она хочет услышать, но я понял, что не хочу больше врать. Только не ей.

– Я не знаю, – честно сказал я. – Пускай я и заслуживаю здесь быть, но всё равно жажду только побега, только свободы.

– Свобода. – От этого слова в её голосе послышалась нотка весёлости, хотя взгляд оставался неумолимо серьёзным. – И что бы ты с ней делал?

Из моего рта потоком полилась новая честность, удивив меня самого страстностью в голосе:

– Мне нужно закрыть долги. Свести счёты. – У меня челюсть свело от непрошенной ярости. – Есть люди, которых надо убить! И пусть это приговор мне в ваших глазах, но я не стану этого отрицать!

– Кого? – вопросила она, с любопытством изогнув бровь. – И почему?

И я ей рассказал. Всё. Все детали своей грязной злодейской жизни. Обо всех преступлениях, совершённых мной и против меня. О своей по-прежнему гниющей злобе на Тодмана, если тот ещё дышит. Перечислил всех своих предполагаемых жертв. Брат солдата, которого я убил, и все его