Стандартное отклонение Мнимой Модели - Швейная Феечка

Интересно, если бы Рахиль проявляла бы интерес не только к полётам по библиотечной башне и тасканию книг, насколько великой учёной она могла бы стать? К сожалению, я ни разу не видела, чтобы библиотекарь сама отвечала на вопросы или выдвигала советы. Она только приносила книги и говорила, подойдут они или нет. Чем бы не являлось это существо — видимо, оно начисто лишено любопытства.

У меня в руках оказалось в общем счёте семнадцать статей. Из них основанных на непосредственной работе с Тамарой было восемь, остальные — обзорные статьи по мотвам. Прикинув фронт работ, я поняла: до завтрашнего вечера я из библиотеки не уйду.

К счастью, Рахиль разрешала здесь спать.

Я почти угадала со временем. Ошиблась всего-то на пару дней.

* * *

За трое суток я действительно смогла прочесть все статьи и выяснила много интересного о современных взглядах научного сообщества на природу Мнимой Модели. Меня приятно порадовали две вещи: во-первых, гипотеза о том, что Мнимая и Стандартная модели представляют из себя одно и то же даже не рассматривалась. А значит, моя статья если не произведёт фурор то, как минимум, будет свежей. Во-вторых, факт существования Тамары поставил перед научным сообществом необходимость вновь вернуться к сторонам магии, отброшенным после создания Стандартной Модели. А значит, моё исследование будет актуальным в нынешней науке.

Помимо восемнадцати статей о Тамаре я прочла ещё несколько — посвящённых тому, что я называла “Разными взглядами на природу запаса”. Теперь моя заявка обросла ссылками, цитатами и приличествующей научной работе библиографией. Я уже практически чувствовала себя настоящей учёной! Хэмдж будет доволен этим, даже если отправит на ещё одну переработку.

Но что-то подсказывало мне, что на этот раз — не отправит.

Глава 25. Кофейня

Солнце сегодня светило ярче, чем обычно. Птицы пели веселее, ветерок, обдувавший кожу и трепавший край рубашки, был ласковее, а насекомые стрекотали как-то особо счастливо.

Сегодня был день, который осчастливит всё человечество на долгие годы и, вероятно, прекратит войны, исцелит болезни, позволит несчастным утешиться, а страждущим насытиться.

Сегодня открывалась кофейня Милль. И я была тем человеком, которому будет дозволено войти в неё вторым после самой Милль. С каждым шагом, что я делала по нежному и тёплому песку, с каждым метром, пройденным по этой дорожке до рая, я становилась всё счастливее, а предвкушение нарастало.

Домик, выделенный под кофейню, выглядел словно сошёл со страниц какой-то сказки. Большие живые деревья, между стволов которых были плетёные стены из цветущей лианы, образовывали причудливую форму, не похожую ни на куб, ни на сферу, ни даже на замковые извилистые коридоры.

От этого здания дышало жизнью, и в даже в каждом изгибе стены сквозила нежность его хозяйки. Крыша была устлана красной черепицей, сквозь которую время от времени торчали крупные ветви. На каждом таком месте, где черепица размыкалась, висела ленточка с вышитыми рунами: простым щитом, который не даст дождю заливаться вверх, заставляя капельки стекать по, казалось бы, пустому пространству.

Преодолевая желание обнять ближайшую стену, я вошла внутрь, и, не в силах больше сопротивляться, запищала от восторга.

Кофейню можно было условно поделить на три зала с нечёткими границами. Если бы меня попросили придумать, как их можно разделить, я бы сказала что есть зал, отгороженный свисающей с потолка шторой из цветущих лиан, есть зал, расположенный в углублениях стен на небольшой возвышенности, и есть тот, в который ты попадаешь, когда входишь внутрь. Однако из каждого другой просматривался великолепно. Возможно есть ещё и четвёртый, который не видно — Милль говорила, что хотела бы сделать уютные укромные местечки для влюблённых пар.

Может быть, он даже прямо где-то здесь, отгороженный от лишних взоров артефактной магией.

— Таника-а! — Милль чуть не сбила меня с ног, выпрыгнув откуда-то сбоку и заключив в объятия. — Ты уже переоделась! Умница. А ещё у меня для тебя есть вот это!

Милль протянула мне тяжёлый венок, сплетённый из каких-то крошечных тёмно-фиолетовых цветочков. Не тратя времени, она сама же надела мне его на голову и создала магическое зеркало.

Я выглядела… очень необычно. Чёрное платье с пышной юбкой до колен, белый фартук с рюшками, полупрозрачные чулки и перчатки. Всё это довершал венок, который, едва попал на мою голову, пустился в рост и сейчас по моей шее, груди, и юбке уже вились всё те же цветочные лианы. Проскользнув под платьем, они же увили мои ноги, словно ремешки на высоких сандалиях.

Теперь, помимо того, что я выглядела как служанка, я выглядела ещё и как цветочная фея.

Я оглянулась на Милль: она настолько быстро всё сделала, что я вовсе не успела её разглядеть. Одеяние Милль из топа и длинной юбки было целиком белым и гораздо длиннее, но она тоже была вся оплетена цветами с ног до головы. Её руки, как и мои, были полностью свободны от лиан, однако в остальном — помимо венка на Милль было цветочное ожерелье, переходящее в короткий плотный корсет, поддерживающий её грудь. Быстрый анализ показал, что её телекинетический корсет всё ещё активен — видимо, Милль решила не рисковать тонкими ветками.

Далее её корсет расплетался в лёгкую и очень редкую сетку, увивавшую её живот и бёдра. Юбка была надета поверх цветов, и дальше их можно было увидеть только на сандалиях, в которые Милль была обута.

— Как тебе? — спросила Милль, показывая пальцем на венок. — Моя проектная работа по артефактам. Хэмдж очень хвалил! Они немного натирают при ходьбе, но…

Думаю, они натирают при ходьбе только если у тебя бёдра как у Милль. Потому что я сделала несколько шагов на пробу — и всё было в порядке.

Милль быстро показала мне, где будет место, в котором я буду принимать заказы. За мной закрепили несколько столиков — в том числе один из тех, которые действительно формировали “четвёртый зал” — укрытые в отдельных коконах из веток, изолированные от чужих взглядов, с очень мягкими и широкими диванчиками, предназначенные для влюблённых пар.

Когда Милль с горящими глазами объясняла мне, как будет прекрасно, если юноши и девушки будут здесь встречаться и чувствовать любовь друг к другу даже сильнее, чем её любовь, вложенную в еду, я задумалась: насколько далеко, по мнению Милль, должны заходить юноши и девушки в этих коконах? В смысле, “Широкий диванчик” — это весьма лояльное название того, что любой более простодушный человек назвал бы многоместной кроватью с кучей подушек.