Уильям Гэддис: искусство романа - Стивен Мур

для оценки своих персонажей. Мадхара Пая, например, невозможно воспринимать всерьез после краткой характеристики Гарри: «Он лучше выиграет, чем будет прав». Невозможно воспринимать всерьез и Оскара, который и играет плохо, и к тому же проигрывает.

Гэддис позиционирует Кристину Латц нравственным центром романа. Она утешает сводного брата Оскара и дает советы ему, мужу Гарри, школьной подруге Триш и даже девушке Оскара Лили (ее она учит готовить), и если такой центр не может устоять, когда все разваливается в анархическом мире, то это явно не от недостатка усилий. Когда мать вышла замуж за судью Криза, Кристина была ребенком и чувствовала себя «сиротой». После этого она не выходила замуж до среднего возраста, вела «абсурдную бессмысленную жизнь», пока не встретила Гарри — на начало романа она состоит в браке меньше года. На первых страницах Кристина показана сочувствующей, культурной, миролюбивой и великодушной: она верит, что «в мире есть два типа людей Гарри, один дает а другой берет», и она почти единственная дает среди касты берущих. В то время как мужчины в ее жизни все усложняют и интеллектуализируют, она стремится упрощать и прояснять, как в интеллигентной дискуссии с Гарри о судебном деле Оскара на страницах 306–316. Хоть и бездетная, Кристина по-матерински заботлива. Первое, что она делает, входя в свой таунхаус на Манхэттене, — поливает растения, а ее обычные первые слова при приветствии: «Ты что-нибудь ел?» Когда Оскар увлекается «смачной иронией» из-за того, что прибыль от «Крови на красном, белом и синем» пойдет на постановку его пьесы, «истинного спектакля о справедливости войне судьбе и человеческих страстях», Кристина спускает его с небес на землю: «Кстати о смачной иронии, что там насчет обеда». Потом она раздражается, когда Лили увлекается надеждами на примирение с отцом (и финансовое возмещение, хотя она и настаивает, что «суть не в деньгах»), и приводит ее в чувство:

Лили ты можешь успокоиться? Суть не в деньгах боже мой, то есть ты не лучше него, все эти заламывания рук и слезы и разговоры об искуплении и примирении он тут сверяет прибыль а ты ноешь о страховке на случай смерти действительно со дня трагедии конечно суть в деньгах! В этом вся суть, вся суть всего, так у нас есть жареный цыпленок да? Его пора ставить в духовку если мы все не собираемся умереть с голоду грызя крохи смачного оскаровского бессмертия, судьбы, страсти и загадки человеческого существования нам нужен только повар.

Кристина перебарщивает с одержимостью мирской едой — возможно, это механизм защиты от безумия в ее жизни — и слишком пренебрежительно относится к интеллектуальным интересам сводного брата и мужа. Когда Оскар беспокоится из-за того, что на него подали в суд наследники О’Нила, Кристина перебивает: «Я сказала что не хочу об этом слышать! […] нам нужно в магазин. Ты что-нибудь ел? Нам нужен хлеб…» — на что Оскар должен бы парировать: «Не хлебом единым жив человек» (Мф. 4.4). Оскар упускает еще одну возможность, когда Лили, перенявшая привычки Кристины, отвечает на его риторический вопрос о военной тактике Гражданской войны: «Я не знаю, Оскар, но у нас кончился хлеб».

Кристина временно отключается после известия о смерти Гарри, но возвращается на стезю поддержки и стоически относится к дальнейшим известиям о том, что она финансово разорена: она не получит ни страховку жизни Гарри (которая достается «Свайн энд Дор»), ни их таунхаус (он должен быть продан для выплаты ипотеки), ничего из завещания судьи Криза, кроме совместного владения домом Уэйнскоттов, осажденного дикими риелторами и соседями-выскочками, которые вырубают деревья. Последнее, по признанию Гэддиса, «кричащая пародия на „Вишневый сад“» («Письма»)[229]. Но у нее все еще осталось остроумие, в то время как ее сводный брат «выглядит полоумным» на заключительных страницах романа — концовке, богатой на неоднозначность.

Гарри Латц честно играет и выигрывает, но в конце концов умирает. К началу романа он уже нервный и взволнованный, одним словом — как «угоревший»[230]. Он годами сверхурочно вкалывал над делом «Поп и Сияние», и теперь пребывает в плохой физической форме: его глаза налиты кровью, у него проблемы с эрекцией, он забывчив и поддерживает себя опасной комбинацией рецептурных лекарств, кофеина и алкоголя. (Памятуя о менее успешном опыте с Лиз в «Плотницкой готике», Гэддис регулярно сообщает о текущем состоянии здоровья Гарри, чтобы для читателя его смерть не стала неожиданностью.) Хотя Гарри и не такой щедрый, как Кристина, он все же дает юридические консультации Оскару и, вопреки себе, сварливой Триш (а она продолжает неправильно называть его Ларри), создавая себе проблемы в юридической фирме. Он также подбадривает Оскара после смерти судьи Криза, рассказывая о своих проблемах с отцом и страхе, что тот сочтет его неудачником, и даже присочиняет, что его отец умер, когда Гарри учился в юридической школе (последнее позже опровергает Кристина). Суть в том, что «ты свободен!» «Столько лет тебя судили, столько лет в страхе перед разочарованием предательством и осуждением он мертв Оскар! Судья мертв!»

Слово «правильный» отсутствует среди тем, заявленных на первой странице, но на протяжении всего романа ассоциируется с Гарри. Перечисляя его достоинства, Кристина заканчивает на его «терпеливой, грустной улыбке в поисках того что правильно, как ты тогда сказал, не справедливо а правильно?», хотя ранее в их разговоре нерешительно жаловалась: «Если бы ты перестал столько думать как поступить правильно может спасся бы из этой епископальной карусели, жизни на таблетках и выпивке […] и мы бы снова зажили по-человечески…». Когда Кристина узнает, что ее лишили «полумиллиона от страховки жизни это почти все что он мне оставил», она говорит: «Суть даже не в деньгах, а как правильно. Просто как правильно это то что Гарри всегда, это то что его убило». Окончательное указание, что Гарри находится на «правильной» стороне, появляется, когда мы узнаем, что в момент смерти он читал роман Чарльза Диккенса «Тяжелые времена» 1854 года, «который начал читать [согласно его некрологу в New York Times] с намерением стать писателем [… так как] после окончания юридического факультета и работы в ряде небольших некоммерческих фирм он разочаровался в законе как в инструменте правосудия и… рассматривал его как средство насаждения порядка в неуправляемой вселенной, изображенной Диккенсом…». После смерти Гарри его молодой помощник по правовым вопросам восхищается его запиской по делу «Епископат против „ПепсиКо“». Судя по похвалам, она не только напоминает юридический стиль его тестя, но и представляет собой то, что написал бы Гэддис, если бы сам вел дело[231]. Гарри умирает рано, но выигрывает дело благодаря блестящему сочинению, которое должно «увековечить его в анналах Первой поправки…». Если, как и Оскар в своей пьесе, Гэддис «карабкается к вершинам греческой трагедии», то Гарри Латц больше Томаса заслуживает вердикта, который К. М. Боура выносит Эдипу: «Он по существу трагичен, потому что в борьбе с непреодолимыми трудностями проявляет все свое благородство характера и тем не менее терпит поражение».

Гарольд Бейси — более сложный случай, он поступает правильно, но не всегда законно. Это работник небольшой фирмы «Лепидус, Хольц, Бломфельд, Мейси и Ши» — Гарри попросил Сэма Лепидуса, друга по юридическому факультету, оказать ему услугу и выделить