Император Пограничья 14 - Евгений И. Астахов

принудить княжество Владимира исполнить решение ничем, кроме военных или экономических мер агрессивного характера, так и Переславская Палата Правосудия по сути тоже не может никак принудить проигравшую сторону исполнить решение суда.

Я усмехнулся:

— Тогда в чём смысл?

— Весь процесс стоит на двух столпах, — Стремянников говорил с той уверенностью, которая приходит от многолетней практики. — Первое: стороны, которые передают своё разбирательство в Переславль, клянутся, что исполнят решение Палаты. Таким образом, в случае дальнейшего отказа от выполнения решения идёт очень большой удар по репутации князя. Потому что слово князя нерушимо. Нередко правители, отказавшиеся от выполнения решения этой Палаты, в дальнейшем теряли престол в результате переворотов или дворцовых интриг.

Логично. В аристократическом сообществе публично нарушить своё слово — расписаться в том, что ты полнейшее ничтожество. Ведь репутация в нашем мире стоит дороже золота. Князь, нарушивший клятву, становится изгоем. С ним перестают заключать союзы, торговые договоры, династические браки. Его изолируют, и рано или поздно он падёт.

— А второе?

— Все княжества, подписавшие хартию о создании Переславской Палаты Правосудия, обязались вводить различные оговорённые заранее санкции против княжества, что передало своё разбирательство в Переславль, а потом отказалось исполнять его решение, — ответил Пётр Павлович. — Торговые эмбарго, отказ в транзите через территорию, запрет на династические браки, прекращение дипломатических отношений. Вот эти два сдерживающих фактора и заставляют стороны серьёзно относиться к таким судебным спорам.

Я задумался. Система изящная. Нет прямого принуждения, но есть мощнейшее давление через репутацию и коллективные санкции. Умно. Кто бы ни придумал эту схему, был неплохим стратегом.

— Расскажите об организационной стороне вопроса, — попросил я. — Как именно работает Палата?

— Княжеский спор разбирает коллегия из семи случайно выбранных судей, — начал Стремянников. — Обычно в Палату отправляются опытные, заслуженные судьи, которым пора на пенсию, потому что это почётная, но не слишком обременительная служба. Юридические споры между княжествами не то чтобы редки, но и не слишком часты. В Палате числится по одному судье от каждого из семисот семнадцати княжеств Содружества. В начале каждого квартала случайным образом выбираются двадцать один судья, которые приезжают в Переславль и живут здесь три месяца. А для каждого конкретного дела из этих двадцати одного случайным жребием выбирают семерых — за сутки до заседания.

— Случайный выбор исключает подкуп, — отметил я.

— Именно, — юрист одобрительно хмыкнул. — Никто не знает заранее, какие судьи попадут в коллегию. Конечно, теоретически можно попытаться подкупить всех семьсот семнадцать судей, но это нереально ни финансово, ни организационно. К тому же судьи дают клятву беспристрастности, и нарушение этой клятвы означает не только личный позор, но и санкции против княжества, которое они представляют.

Я вернул разговор к главному вопросу:

— Ладно с экскурсией в историю всё понятно. Вернёмся к главному. Вы утверждаете, что этот иск никак не отбить?

— Такого я не говорил… — возразил Пётр Павлович, и в его голосе прозвучал азарт.

* * *

Мы выезжали из Владимира ранним утром, когда город ещё только просыпался. Три чёрных автомобиля княжеского кортежа выстроились у ворот дворца — строго, официально, как и полагалось дипломатической миссии князя Владимирского. В первом Муромце ехала моя охрана: Гаврила, Евсей, Михаил и Ярослав — четвёрка моих ветеранов. Во второй — я, Ярослава и Пётр Павлович Стремянников, мой главный юрист, с кожаным портфелем, набитым документами. В третьей — ещё четверо гвардейцев из первой партии, прошедшей усиление Реликтами у Зарецкого.

Мысль сразу же прыгнула к небольшому, но крайне важному делу, которое я давал себе зарок исполнить, но всё никак не успевал выполнить — побеседовать со вдовой Каменева, который погиб на нейтральной полосе.

Я откинулся на сиденье, наблюдая, как Владимир остаётся за спиной. Стремянников перебирал бумаги, методично проверяя каждую страницу. Адвокат работал с документами так же, как хирург с инструментами — точно, аккуратно, без лишних движений.

— Всё на месте? — спросил я.

— Да, Ваша Светлость, — юрист поправил очки.

Дорога до Переславля заняла несколько часов. Мы ехали через деревни и небольшие городки, мимо полей и лесов. Я смотрел в окно, вспоминая, как тысячу лет назад эти земли были частью единой Империи. Сейчас — лоскутное одеяло княжеств, каждое со своими законами, границами, таможнями. Абсурд. Но я это изменю. Рано или поздно.

К обеду показался Переславль-Залесский.

Город встретил нас особой атмосферой. Не могу точно описать — просто чувствовалось, что здесь действуют другие правила. На улицах патрулировала городская стража в серых мундирах с нейтральными гербами — ни одного княжеского символа. У ворот гостиниц висели табличка, приветствующая гостей из разных княжеств. На центральной площади стояли флагштоки с флагами всех членов Содружества — семьсот семнадцать полотнищ развевались на ветру, создавая какофонию цветов и символов.

Но главное, что притягивало взгляд, находилось впереди.

Озеро. Большое, спокойное, с тёмной гладью воды. А посреди озера — искусственный остров, соединённый с берегом широким каменным мостом. И на этом острове возвышалось здание Переславской Палаты Правосудия.

«Белая Палата», как называл её народ. Трёхэтажное строение из белого ослепительно чистого камня. Колонны у входа, высокие окна, строгая архитектура без лишних украшений. Над зданием развевался флаг Переславля — нейтральный серебристо-синий с изображением весов.

Символика была очевидна. Остров посреди озера — изоляция от княжеств. Белый цвет камня — беспристрастность, чистота суда. Мост — единственный путь к правосудию, открытый для всех.

Умно. Кто бы ни придумал эту архитектурную метафору, понимал толк в политическом театре.

Вскоре наш кортеж остановился у гостиницы, и я вышел из машины, оглядываясь. На улице было оживлённо — конные экипажи, аристократы в дорогих костюмах, купцы с документами, мужчины с портфелями. Переславль жил межкняжескими спорами, как другие города — торговлей или ремеслом.

Гаврила с Евсеем заняли позиции по бокам от меня. Михаил с Ярославом проверили периметр. Остальные четверо гвардейцев распределились по точкам наблюдения. Отработанная процедура, много раз проверенная в боевых условиях.

— Ваша Светлость, — Стремянников указал на вестибюль гостиницы, — похоже, Демидов тоже уже в городе.

Я посмотрел в указанном направлении. На диване в окружении охраны расположился Никита Акинфиевич собственной персоной. Он смотрел на наш кортеж, и даже с расстояния чувствовалось напряжение в его позе.

Мы обменялись взглядами. Два князя, встретившихся перед судом. Ни приветствия, ни жеста — только молчаливое признание того, что завтра начнётся война. Не мечами и огнём, а документами и свидетельствами. Но война всё равно.

Мы зашли в гостиницу, проигнорировав оппонентов, и разместились по номерам. Стремянников тут же развернул мобильную канцелярию — разложил документы на столе, проверил печати, составил план выступления. Адвокат работал с той же методичностью, что и