Император Пограничья 14 - Евгений И. Астахов

советом попечителей из трёх человек — представитель Угрюма, представитель Сергиева Посада, главный редактор. Решения принимаются большинством голосов, что исключает единоличный контроль.

«Мы обязуемся проверять факты, публиковать разные точки зрения, признавать ошибки, если они будут допущены, — продолжал журналист. — Приглашаем читателей присылать информацию о коррупции, злоупотреблениях, несправедливости. Мы проверим и, если подтвердится, опубликуем. Ваш голос важен».

В самом конце газеты, на последней странице, я обнаружил вкладыш: «Листок безопасности». Одностраничная памятка с крупными рисунками для неграмотных. Признаки приближения Бездушных — изображение льда на траве и деревьях, увядших растений, странного тумана. Куда бежать в случае опасности — стрелка к ближайшему укреплению. Уязвимости на схематичных изображениях Трухляков и Стриг.

Простые картинки, понятные даже ребёнку. Листьев думал о тех, кто не умеет читать, но должен знать, как спастись.

Я откинулся на спинку кресла, допивая остатки кофе. Листьев сделал именно то, о чём мы договаривались. Он писал правду — неудобную, острую, заставляющую задуматься. Он хвалил достижения, но тут же задавал вопросы. Он не превращал газету в мой рупор, но и не делал врагом.

Независимость. Настоящая, не декларативная. Именно это делало «Голос Пограничья» ценным инструментом.

Я посмотрел на город внизу. Где-то там, в трактирах и на рынках, люди уже читали первый номер. Бояре морщились от неудобных вопросов. Купцы обсуждали экономические расследования. Простолюдины узнавали, куда уходили их налоги. Новости распространялись, формируя общественное мнение.

Информация — оружие. Листьев получил это оружие из моих рук. Теперь посмотрим, как он им распорядится.

Я сложил газету, положил на столик и поднялся. Впереди ждал длинный день. Встречи с боярами, обсуждение восстановления экономики, планирование укрепления границ. Рутина власти, которая когда-то казалась мне естественной, теперь требовала заново осваивать местные реалии. Время показать, что обещания нового князя — не пустой звук.

Глава 17

Накопившиеся дела не давали мне покоя. Я просматривал очередной отчёт о ремонте тракта между Владимиром и Покровом. Хоть я и перенёс столицу в Угрюм, вначале надо наладить дела во Владимире, а потом уже возвращаться в острог. Княжество нуждалось в руководстве, в системном подходе. Нельзя было просто уехать и бросить всё на самотёк — так власть быстро протухнет изнутри.

Родион Коршунов вошёл в кабинет уверенным шагом. Бывший военный разведчик выглядел озабоченно — морщины между бровей стали глубже, чем обычно. По моей просьбе он утром прибыл во Владимир, чтобы мы обсудили работу его ведомства.

— Реакции на газету собрали, Прохор Игнатич, — начал он без предисловий, доставая блокнот. — Большинство позитивные. Крестьяне читают, обсуждают в трактирах, расходится тираж быстро. Купцы тоже одобряют — говорят, что впервые видят газету, которая не врёт напропалую.

— Но есть и недовольные, — заключил я вместо него.

— Угу, — Родион потёр переносицу, — Демидов прислал гневное письмо. Требует опровержения, угрожает судебным иском за «клевету и очернение» его роли в финансировании Сабурова.

Я усмехнулся, откинувшись в кресле:

— Уже беседовал со Стремянниковым об этом письме. Пётр Павлович смеялся минут пять, не меньше. Потом сказал, что Никита Акинфиевич, видимо, не понимает одну простую вещь — правду в суде опровергнуть сложно. Особенно когда есть документы, свидетели и показания самого Сабурова под протокол.

— Демидов идиотом не выглядит, — заметил Коршунов, листая записи. — Странно, что решил блефовать такими угрозами.

— Пытается запугать, — я махнул рукой. — Надеется, что Листьев испугается судебных расходов и начнёт смягчать публикации. Не выйдет. Станислав не из тех, кто прогнётся. Усиль, кстати, его безопасность, а то мало ли что…

— Сделаю. И вот что ещё странно, — Родион почесал подбородок, — от Яковлева никакой реакции. Хотя его тоже упомянули в первом номере, причём не менее жёстко, чем Демидова. Молчит, ядрёна-матрёна, как рыба об лёд!

Я нахмурился. Действительно странно. Два человека финансировали Сабурова, оба оказались в центре скандала. Один бьётся в истерике, второй молчит. Либо Яковлев умнее и готовит что-то серьёзное, либо…

В дверь постучали. Вошёл мажордом — Савва Михайлович, степенный седой мужчина с залысинами, служивший ещё при Веретинском.

— Ваша Светлость, к воротам дворца прибыл граф Яковлев Мартын Потапович. Просит аудиенции.

Повисла тишина. Коршунов выпрямился, глаза сузились. Я медленно переварил информацию.

— Не прислал запрос в княжескую канцелярию? — уточнил я.

— Нет, Ваша Светлость. Не назначал встречу заранее. Приехал сам, лично.

Интересно. Очень интересно. Аристократ такого уровня не ездит к кому попало без предупреждения. Либо это какая-то попытка давления, либо что-то настолько необычное, что требует личного присутствия.

— Надо бы усилить охрану, — буркнул Коршунов, делая шаг к двери. — Я дёрну ребят, пусть будут наготове. Вдруг он…

— Вряд ли Яковлев решил пойти в самоубийственную атаку, — перебил я спокойно. — Слишком умён для этого. Нет, здесь что-то другое.

— И всё же пусть Гаврила и Евсей встанут у дверей, мало ли что…

Кивнув, я встал, взяв пиджак со спинки кресла. Интересно, что задумал противник. Потому что Яковлев был именно противником — человек, финансировавший войну против меня. И вот теперь он пришёл сам.

— Савва Михайлович, пригласи его сюда, — обратился я к мажордому.

Тот отрывисто поклонился и покинул помещение.

Через десять минут, я ждал визитёра за массивным княжеским столом в своём кабинете. Мартын Потапович Яковлев вошёл один, без телохранителей. Демонстрация мирных намерений. Графу было лет семьдесят, но выглядел он крепко — прямая спина, уверенная походка, седые волосы аккуратно зачёсаны назад, открывая высокий лоб. Тёмный костюм от хорошего портного, массивный перстень на пальце с родовым гербом — орёл, вбивающий когти в кусок руды.

В отличие от типичного богатея-выскочки, который пытается компенсировать происхождение показной роскошью, Яковлев держался с аристократической выправкой. Спокойствие человека, привыкшего к власти. К настоящей власти, а не купленной на деньги.

Он остановился перед столом, поклонился, посмотрел мне в глаза. Ни вызова, ни страха. Просто оценка.

— Ваша Светлость, — голос ровный, без дрожи, — я пришёл договориться о мире. И о Сумеречной стали.

Прямо к делу. Без реверансов, без дипломатической обёртки.

— Внимательно слушаю вас, Ваше Сиятельство, — я жестом предложил ему сесть.

Яковлев опустился в кресло, скрестил пальцы на коленях.

— Мы с Демидовым сделали ставку на Сабурова, — начал он спокойно. — Ставка не сыграла. Это факт, от которого никуда не деться.

Честное признание ошибки. Неожиданно от человека такого статуса.

— Никита считает, что нужно биться до конца, пытаясь переиграть ситуацию, — продолжил граф. — Я считаю иначе. Теперь вы контролируете Владимирское княжество, у вас имеется поддержка Голицына, Оболенского, Разумовской, растущее влияние. Противостояние с вами будет стоить мне больше, чем принесёт выгоды. Это деловая логика, без эмоций.

Он помолчал, потом добавил:

— Кроме того, я узнал кое-что о том,