Израильско-палестинский конфликт. Непримиримые версии истории - Нил Каплан

К сожалению, после растянувшихся на нескольких лет попыток заставить стороны выполнить обязательства, изложенные в Декларации принципов о временных мерах по самоуправлению, стало до боли очевидно, что новый израильско-палестинский мирный процесс забуксовал. Сроки не соблюдались, переговоры срывались, сотрудничество застопорилось. Самой серьезной из проблем была эрозия взаимного доверия и углубление подозрительности[455]. Израиль продолжал строить новые и расширять существующие еврейские поселения на территориях, которые, предположительно, должны были стать предметом окончательных переговоров. Размер «пирога», по словам одного палестинского наблюдателя, «быстро сокращался, пока стороны вели переговоры о его судьбе», это привело к тому, что «подавляющее большинство палестинцев» потеряло «всякую веру в мирные намерения Израиля»[456].

Терроризм вернулся с новой силой и в более смертоносных формах, теракты все чаще происходили в городах и поселках Израиля. «Не согласные с Осло радикалы с обеих сторон обнаружили маленький грязный секрет: они могли фактически наложить вето на переговоры, потому что каждый совершенный ими возмутительный акт приводил к очередной паузе, к очередному откату в мирном процессе»[457]. Среди палестинцев росла популярность исламистских группировок ХАМАС и «Исламский джихад»{6}, которые обвиняли официальное руководство Палестинской национальной администрации (ПНА) в том, что оно выступает на территориях в роли «израильских полицейских», позорно заложив свои законные права могущественным израильтянам и их американским союзникам. Обвинения в коррупции, кумовстве и антидемократическом подавлении инакомыслия обрушились на новую администрацию Палестинской автономии, подорвав и ее авторитет на международном уровне, и доверие населения внутри страны[458].

Ни Арафат, ни многочисленные созданные после 1994 г. службы безопасности, казалось, не могли или не хотели обуздать экстремистов, которые по-прежнему терроризировали, убивали и калечили израильтян. Рашид Халиди был одним из критиков «стратегической несогласованности» политических деклараций ООП и ее действий — «двусмысленного отношения руководства к двухгосударственному решению и прекращению вооруженного насилия уже после того, как этот курс якобы был окончательно определен», а также его неспособности «осознать пределы насилия»[459]. То, что Арафат не справлялся с задачей взять насилие под контроль, вызывало у израильтян сомнения в искренности своего партнера по мирному процессу. Израильские противники мира использовали рост террористической активности палестинцев как аргумент против дальнейшего отвода войск, освобождения заключенных и других уступок палестинцам.

В ноябре 1995 г. еврейский религиозный фанатик убил премьер-министра Израиля Ицхака Рабина в отместку за то, что тот якобы сдает евреев врагам, а также чтобы помешать ему продолжить переговоры с ПНА[460]. Это громкое убийство повергло нацию в шок, а ее лидеры, утратив оптимизм и уверенность в сотрудничестве с внешним миром, в своих публичных выступлениях вновь стали обращаться к печальным урокам Холокоста. На фоне терроризирующих жителей израильских городов взрывов, устраиваемых смертниками «Исламского джихада» и ХАМАС, новый премьер-министр Шимон Перес в день памяти жертв Холокоста напомнил общественности, что создание государства Израиль было «победой еврейского народа над нацистской Германией». Лидер партии Ликуд Биньямин Нетаньяху пошел дальше: выражая страхи публики и играя на них, он назвал израильские границы по состоянию на 1949 г. «границами Освенцима»[461].

В ретроспективе понятно, что ситуация второй половины 1990-х гг. представляла собой бомбу замедленного действия, которая вот-вот должна была взорваться. Для многих израильтян убийство Рабина символизировало крах всех надежд на мир, которые и так ежедневно подрывали и разрушали неприятные события и переживания, связанные с мирным процессом Осло. Для палестинцев — как на оккупированных территориях, так и в изгнании — сомнительные достижения Осло быстро померкли на фоне его недостатков и связанных с ним разочарований, подтвердив многие из тех критических замечаний в адрес палестино-израильских соглашений, которые в 1993 г. высказал Эдвард Саид в своем эссе «На следующее утро» (The morning after)[462].

Крайний срок перехода от промежуточных соглашений к серьезным переговорам по вопросам постоянного статуса приближался, а многие шаги все еще не были реализованы или реализованы только частично, что порождало недоверие и неудовлетворенность и у участников переговоров, и среди общественности. Чехарда израильских премьер-министров — Ицхак Рабин (ум. 1995), Шимон Перес (1995–1996), Биньямин Нетаньяху (1996–1999) — привела к задержкам, откатам и невыполнению обещаний о передислокации войск и передаче территорий, что, в свою очередь, усиливало разочарование палестинцев и укрепляло их подозрения в отношении намерений Израиля. Администрация Клинтона, опасаясь полного срыва мирного процесса, попыталась спасти положение, пригласив палестинцев и израильтян провести переговоры на высшем уровне в Уай-Ривер (штат Мэриленд) и заставив их подтвердить приверженность обязательствам, которые они взяли на себя в Осло. Несмотря на огромные затраты сил и средств, результаты оказались неоднозначными: подписанный в Уай-Ривер меморандум позволил лишь выиграть немного времени — еще один год недовольства, топтания на месте и неопределенности[463].

Глава 11. От прорыва к провалу, 1995–2018 гг.

Теперь, по прошествии лет, ясно, что подписание в Вашингтоне 28 сентября 1995 г. подробно проработанного Израильско-палестинского временного соглашения по Западному берегу и сектору Газа стало кульминационным моментом мирного процесса Осло[464]. 31 октября к нему добавилось рамочное соглашение за подписями Махмуда Аббаса (Абу Мазена) и Йоси Бейлина[465] — «на бумаге» еще одно важное достижение, которое, однако, уже через несколько дней оказалось перечеркнуто убийством премьер-министра Израиля Ицхака Рабина. С этого момента началось крушение процесса, который должен был помочь израильтянам и палестинцам перейти от формальных деклараций о взаимном признании к окончательным договоренностям.

Вся философия мирного процесса 1990-х гг. строилась на предусмотренном временными соглашениями поэтапном продвижении к решению вопросов «постоянного статуса», параллельно с которым должно было вырабатываться взаимное доверие сторон. Но, как видно из главы 10, это продвижение — по словам одного разочарованного израильского министра — подорвала «фатальная симметрия» между продолжавшимся расширением израильских поселений, с одной стороны, и всплеском палестинского сопротивления — с другой. Занявшись «созданием на территориях плотной сети поселений, которая сужала жизненное пространство палестинского народа» — деятельностью, которая, напоминает нам Шломо Бен-Ами, не была напрямую запрещена составителями Декларации принципов, — «Израиль до основания разрушил веру своих палестинских партнеров в мирный процесс». «Палестинцы, — пишет он далее, — ответили террором»[466]. После подписания соглашений в Осло палестинцы столкнулись не с ослаблением, а, напротив, с ужесточением израильской «матрицы контроля» над их передвижениями и повседневной жизнью на территориях. Их разочарование и обида росли вместе с увеличением численности еврейских поселенцев, которая подскочила с 247 000 человек в 1991 г. до 370 000 человек в 1999 г. Это не встречало осуждения со стороны США, несмотря на данные ими в преддверии Мадридской конференции письменные заверения, в которых они высказывали убежденность,