Цельнометаллическая оболочка (Старики и Бледный Блупер) - Густав Хэсфорд

части карнавал, куски которого висят по стенам длинной узкой пещеры. На стенах и потолке висят клейма для скота, рекламные плакаты старых фильмов, латунная водолазная маска, чучело акулы, деревянный фургон с немецким железным крестом времен Первой мировой, нарисованным на боку, старый мото-

цикл, каноэ, чучело росомахи, чучело ондатры, чучело слоненка, куклы-клоуны в человеческий рост и картина - человек ковыряется в носу и вытаскивает оттуда миниатюрный чизбургер.

В промежутках между заглатыванием кружек пива я излагаю Катрине, сексуальной немке-барменше с прекрасными ногами, ладной как серебряный доллар, вечную мою печаль:

— Мы, как индейцы, бьемся за право жить на своей земле. Мы - мужчины. Мы свободны. И помощи ни у кого не просим. В городах мы - беженцы. В лагерях для беженцев мы забыли, что такое достоинство. Скоро нас заставят выпрашивать подачки у ебаных крыс и жить только на них. В городах мы крысам нужны. В городах они хозяева жизни.

Катрина звонит, сообщает Донлону мое текущее местоположение.

К тому времени как прибывает Донлон с девушкой-хиппи, я уже дохожу до состояния упившегося морпеха, цепляюсь за стойку и забрасываю Катрину предложениями о замужестве.

Донлон и девушка-хиппи отвозят меня к себе домой и укладывают в постель.

За завтраком проводить встречу старых друзей особо некогда.

— Добро пожаловать домой, братан,- говорит Донлон.

Он обнимает меня. Он побледнел и потолстел.

— Шутник, это моя жена - Мэрфи.

— Привет, Мэрфи, - говорю я.

На Мэрфи джинсы и кожаный жилет, под которым ничего нет. Спереди на жилете два желтых солнца и зигзаги из желтых линий. У Мэрфи очень большие сись-

ки. Красоткой ее не назовешь, но она очень домашняя, очень милая. Она ничего не говорит. Не улыбается. Подходит ко мне, обнимает и целует в щеку.

— Пойдем, Мэрфи,- говорит Донлон.- Опаздываем.

Донлон оборачивает вокруг бицепса и фиксирует булавкой белую повязку с красно-синим пацификом. Мэрфи надевает повязку с надписью «МЕДИЦИНСКАЯ ПОМОЩЬ».

— Располагайся как дома, Шутник,- говорит Донлон.- Мы вечером вернемся, может, припозднимся.

— А куда вы?

— В Уэствуд, к Федеральному зданию. На акцию протеста, ВВПВ организует.

— Кто?

— ВВПВ, «Ветераны Вьетнама против войны».

— Я с вами пойду.

Донлон говорит:

— Там ведь и до драки может дойти.

Я смеюсь:

— Куда вы, туда и я.

Мэрфи уходит в спальню и возвращается с рабочей рубашкой, какие носят лесорубы, и парой линялых джинсов.- Надень.

Я говорю:

— Спасибо, но не хочу, Мэрфи. Я в форме пойду. Я горжусь тем, что я морпех.

Донлон смеется:

— Служака!

Пожимаю плечами:

— Морпех он всегда морпех.

Пока мы катим в Уэствуд в оранжевом «Фольксвагене»-«жуке» Донлона, он рассказывает:

— Мы ждали, что ты заедешь. Видели твою фотографию в «Лос-Анджелес тайме». Там писали, что свиньи выдали тебе «Серебряную звезду» за то, что ты был образцовым и примерным военнопленным. Все наши были рады узнать, что ты в плену оказался. Мы-то прикидывали, что замуровали тебя гуки в тоннеле где-нибудь к северу от зоны.

— Да уж, милое зрелище.

Мэрфи спрашивает:

— Плохо было в плену?

— Нет, не так уж плохо.

Донлон говорит, ухмыляясь:

— Ну и как, с Призрачным Блупером удалось лично повстречаться?

— Не только. Мы с Призрачным Блупером закорефанились. Вместе зависали во вьетконговском клубе для рядового и сержантского состава.

Донлон смеется:

— Вот как.

Пока добираемся до Федерального здания, Донлон успевает рассказать мне все последние новости. Донлон изучает политологию в Калифорнийском университете в Лос-Анджелесе. Скотомудила жив; он сбежал из вьет-конговского концлагеря в Лаосе. Он до сих пор в армии.

служакой заделался, служит сейчас в Кэмп-Пендлтоне.

Статтен живет в Ныо-Джерси, у него есть ребенок.

Гром - коп в полицейском управлении Лос-Анджелеса, он там знаменитый стрелок их спенцаза.

Папа Д. А.- алкоголик, подался в наемники, сейчас где-то в Африке.

Хэррис выстрелил однажды себе в голову, но выжил. Когда его спрашивают, не служил ли он во Вьетнаме -он отрицает, что ветеран Вьетнамской войны.

Федеральное здание такое огромное, что подавляет собою весь Уэствуд, шикарную кучку бутиков, примостившихся напротив студенческого городка Калифорнийского университета Лос-Анджелеса. Федеральное Здание возвышается над обширным ветеранским кладбищем, которое простирается настолько, насколько видно глазу, и похоже на Памятник Неизвестному солдату.

На газоне перед входом вдоль бульвара Уилшир стоят тысячи людей. Повсюду видны флаги и плакаты.

Симпатичная малолетка стоит в футболке с надписью: - К черту честь нации.

Донлон паркует машину за десять кварталов от места.

Мы возвращаемся пешком и присоединяемся к народу. Выслушиваем кучу пламенных речей.

Донлон подходит к микрофону и говорит: - Прошу всех стукачей из ФБР поднять руки.

Ни одна рука не поднимается, но все начинают оглядываться на соседей.

Один из парней за спиной Донлона поднимает руку. На голове его повязана красная бандана. Он говорит: -Признаюсь!

Всеобщий смех.

Донлон говорит:

— Народ! Это же Король.

Потом он говорит Королю:

— Ваше Величество, опустите-ка свою бестолковую королевскую задницу на табуретку.

Король изображает рукой дворцовые церемониальные движения и отходит назад.

Донлон продолжает:

— Ладно, а сейчас я попрошу всех, кто думает, что один из рядом стоящих — стукач от ФБР, поднять руку.

Все озираются, смеются, и все руки вздымаются вверх.

Зрители смеются и аплодируют.

у большинства мужчин в толпе - неухоженные бороды, на них хипповские бусы, пацифики и элементы военной одежды - заплесневевшие тропические панамы, линялые повседневные куртки, усыпанные нашивками подразделений и значками, представляющими все рода войск.

Донлон дотягивается до меня рукой и подтаскивает к микрофону.- Это Шутник, один из братанов, только что из Вьетнама. Валяй, Шутник, расскажи какой-нибудь прикол.

Я гляжу на зрителей и думаю, о чем же рассказать людям, которые собрались вместе для борьбы со своей собственной войной.

Когда толпа затихает, и я обретаю уверенность в себе, я говорю: - Против штыков с песнями не попрешь.

Чей-то голос сердито спрашивает: - О чем это ты?

— Ага,- поддерживают другие.

Я говорю:

— О том, что вы здесь - душевный, славный народ, но вы сами себя дурите, полагая, что лозунги на упаковках от жвачки остановят войну во Вьетнаме.

Среди слушателей раздается недовольное ворчание,

слышны неодобрительные свистки, люди поближе придвигаются к помосту.

Никто не успевает произнести ни слова, как слева по борту возникает внезапная суматоха. Мы все поворачиваем головы туда и видим длинную двойную цепь самых что ни на есть здоровенных в мире копов, которые надвигаются, упрятав лица под шлемами. Копы имеют при себе длинные