Институтки. Воспоминания воспитанниц институтов благородных девиц - Г. И. Ржевская

от слишком усердных поклонов и то и знай крестится, а в классе продаст ни за грош. Училась она плохо, и было в ней хорошего только синие, как васильки, глаза, лгавшие немилосердно, да голос большой, звучный, бархатный soprano.

Это тип институтского тартюфа. Этот тип распадался на два разряда. К первому принадлежали те личности, в которых злость брала верх над подлостью и которые, кроме того, не лишены были ума; к ним принадлежит и наша горбунья. Этот разряд смиренствовал лишь с начальством, с товариществом же проявлял свойства самой завзятой бранчушки и солил подругам, если придется, и явно, с нескрываемым злорадством.

Другой разряд, к которому принадлежит вот эта бледно-желтая девочка, с цыганским типом лица и большими безжизненными, черными глазами, плаксиво-кислым выражением и кошачьими ухватками, отличался тупоумием и до гадости трусливым характером. Это Тартюф с подкладкой Молчалина. Глупа она как пробка и при этом вечно сидит за книжкой, вечно долбит и никогда, буквально никогда не знает урока и даже не может взять в толк, о чем в нем говорится. Классные дамы и учителя, побившись с нею, махали рукой и отказывались от неблагодарной работы вложить что-нибудь в ее убогую голову. Она могла служить также типом долбяшки. Когда, бывало, долбит урок, то закрывает глаза, затыкает уши, раскачивается во все стороны и с отчаянием в голосе выкрикивает отдельные слова урока, повторяя их сотни раз без всякого смысла и без всякой связи. Она тоже отличается набожностью, крестит книгу, целует ее и стучит ею себя по лбу, а на ночь кладет под подушку, постоянно надеясь, что во время сна содержание ее само собой запечатлеется в ее убогом мозгу, и постоянно обманываясь в этой надежде. Когда ее вызывает учитель, она украдкой крестится, встает с места… и молчит или несет дичь невообразимую. Униженно держит себя со всеми без исключения, подобострастна в сношениях с начальством и товариществом и на всякую их брань отвечает визгливым противным плачем; а затем исподтишка сплетничает и клевещет на них и, будучи выведена на свежую воду, мечется, как ошпаренная кошка, клянется и призывает Бога в свидетели своей невинности и нахально отпирается от самых явных улик.

— Кто приезжал к вам в воскресенье, N.N.? — спросили ее раз институтки.

— Моя благодетельница, — с каким-то умильным облизыванием отвечала она. На следующий раз тот же вопрос и тот же ответ.

С тех пор весь институт знал, что к ней ездят не тетки, сестры, знакомые, как ко всем прочим, а благодетельницы.

А видите ли эту маленькую, худую, весьма некрасивую девочку, которая о чем-то ораторствует в углу?

Честь имею представить: это институтский феникс.

Начальством и товариществом признан в ней рельефным качеством ум.

— Она умная, — говорят про нее, как про Ниночку Л. говорят: она честная, а про Лизу А[рсеньеву]: она добрая.

Этот ум и блистательные способности — так гласят о ней рапорты классных дам и учителей — завоевали ей почетное положение в институтском мире.

Они примиряют начальство с ее поведением, которое не безукоризненно — она хотя и не бегает, но кричит и нарушает другие правила институтской дисциплины. Товарищество прощает ей за них некоторую пустоту и безалаберность характера, недостаток стоицизма в сношениях с начальством и товариществом и наклонность к слезливости. Сочинения ее считаются лучшими и приводят в восторг учителей и начальство.

Много распространяться об этом типе не стоит. Этот тип знаком всем учебным заведениям, как женским, так и мужским. Этот тип так называемых первых учеников с дарованиями поверхностными, неглубокими, но в нос бьющими неопытным педагогам и которые часто вводят в заблуждение и опытных, с сильно развитым воображением, преобладающим над соображением и другими более солидными качествами ума, с громадной памятью, позволяющей мигом заучивать задаваемые уроки, и с похвальным равнодушием ко всему заучиваемому. У таких учеников почти никогда не бывает пристрастия к какому-нибудь одному предмету из преподаваемых им. Их интересует самый процесс ученья и его ближайший материальный результат, т. е. пятерки. Впоследствии, когда они покинут школьную скамейку, из них редко выходят дельные, серьезно занимающиеся чем-нибудь люди. По большей части они разбрасываются в разные стороны и растачиваются по мелочам.

Товарищество оказывало во многих отношениях хорошее влияние на характер институтки; оно вселяло в нее понятие о честном и справедливом, понятие о равенстве и уважение к чужим правам и общественному мнению. Конечно, в этом отношении институт разделял лишь общее свойство всех общественных заведений, которые именно тем и хороши, что вселяют в ребенка понятие о гражданстве, если так можно выразиться, чего семейное воспитание почти не в состоянии развить.

В былые времена институт был единственным общественным женским заведением, следовательно, был полезен как общественное заведение.

Говорить о тогдашних частных женских пансионах не стоит труда. Большинство из них было не больше, как спекуляцией, в которой серьезно было только стремление содержательницы пансиона нажиться, а все остальное являлось забавой, игрой в ученье, в воспитанье, в учителей, в классных дам и проч.

Институт как бы то ни было — плох он был или нет — был делом серьезным, делом взаправду; а это очень важно. Теперь скажу о том влиянии, какое имели на институток учителя и об отношении к ним этих последних.

VI Учителя, их значение, их влияние на институток и чем оно обусловливалось. — Самые популярные из учителей. — Характер преподавания вообще

Учителя были представителями, говоря словами Белинского, начала умственного, отвлеченного, олимпийского90, и в этом отношении влияние их на институток было велико и благодетельно. Отношения с ними были чужды всякой фальши и неискренности. Как люди свежие, чуждые институтским стенам и порядкам, хотя и хорошо знакомые с институтским бытом и духом, они были единственным живым элементом в нашей окаменелой в своем обособлении и отчуждении от внешнего мира жизни. Как люди более образованные и более развитые, они целой головой стояли выше понятий, вырабатываемых институтскими отшельницами всех рангов.

Разумеется, все вышесказанное преимущественно и даже почти исключительно относится к учителям русским. Иностранцы в этом отношении были особая статья. Ни влияние их на институток, ни духовная связь с ними не могли быть сильны уже вследствие различия в национальности, да и самая популярность их никогда не бывала прочна и продолжительна.

Тяжеловатые, мешковатые и придурковатые или казавшиеся такими, немцы