Царские письма. Александр III – Мария Федоровна. Николай II – Александра Федоровна - Александр Николаевич Боханов

вечером и сегодня, а в ответ – ничего! Досадно, что в свой день рождения она даже не отправила мне хоть маленькое словечко! Я действительно расстроилась и обиделась. И вообще, кроме тети Санни, дяди Миши и Ники, никто из семьи сегодня не вспомнил обо мне! В конце концов, мне безразлично невнимание других, но малышка – для меня это такое огорчение!! Меня удивляет, что бонна не напомнила ей. Может быть, она так поглощена своими гостями, что уже совсем позабыла о своей бедной Мамá.

Переехали ли Владимиры наконец-то в Царское[585]? Какой ужас оставаться так долго в городе! Ну просто невероятно, к счастью, хоть дети находятся за городом. А что случилось с Кнак[586]? Почему она покинула Михень? Я была так удивлена, узнав об этом. Но причин мне не объяснили, и поэтому я ничего не знаю. Видел ли ты Елену и что говорит Евгения обо всем том, что произошло? Надеюсь, что Марусси скоро приедет и что ее влияние немножко приведет ее к равновесию. Все то, что говорят, кажется совершенно невероятным. Возвращаю тебе любовное письмо Мари[587], которое абсолютно ничего не содержит. А другие думают, что ты состоишь с ней в переписке. Все время одно и тоже, маленькая глупая личность. Сейчас она снова одна в Бернсдорфе[588], потому что Папá и Мамá пока еще в Гмундене. Наконец-то сегодня утром я получила длинное письмо от Мамá. Она надеется на этот раз увезти Тиру на все лето. Дай Бог, чтобы она опять не испытала разочарования и чтобы на этот раз ей все удалось. Я надеюсь на это всем сердцем, а для бедней Тиры это просто необходимо.

Сейчас, мой ангел Саша, я должна пожелать тебе доброго вечера, обнимая тебя от всего сердца. Георгий и Ксения тебя целуют вместе со мной. Да благословит тебя Господь и да пребудет всегда с тобой!

Твой верный друг Минни.

Наконец-то в 8 часов я получила телеграмму от малышки. Я ее обнимаю вместе с моим душкой Мишкиным. Мои приветы Черевину, Жуковскому и Павлу.

Четверг. 2 июня 1894. Абас-Туман.

Мой дорогой и любимый Саша моего сердца!

Мои мысли всегда рядом с тобой; они не покидают тебя ни на минуту. Я предполагаю, что сегодня или завтра ты увидишь Захарьина. Очень надеюсь, что он прольет тебе бальзам на душу, как он смог сделать это со мной в самые тяжелые моменты, которые я провела здесь. Он так хорошо все понимает, старается поставить себя на место другого, он чувствует, что у вас на сердце, и, говоря всю правду, он делает это мягко и умеет приободрить. Да, то, что Георгий не сможет приехать вместе со мной, – это факт. Но у нас есть надежда увидеть его с Божьей помощью в Спале. Я считаю, что это уже большое утешение. Эта идея доставляет ему такое удовольствие, что он, бедный, говорит о ней целыми днями. А если бы он приехал в Петергоф, я бы все время дрожала над ним и не могла бы ни минуты прожить без страха, что он простудится и т. д. Итак, Захарьин утверждает, что он может полностью выздороветь, но для этого нужен определенный уход. И так как два года были потеряны, по крайней мере теперь нужно постараться сделать все необходимое и набраться терпения. Я уверена, что теперь и сам Георгий станет делать все, что нужно. До этого ему просто ничего не говорили, вот в чем ужас.

Сегодня к нам на обед прибыл Трубецкой, весь разнаряженный, во фраке и с орденской лентой. Он долго мне рассказывал, как он обедал у тебя. Это было так приятно, встретиться с кем-то, кто недавно тебя видел и с тобой говорил. Его жена и сын еще находятся в Тифлисе, потому что она боится кори, которая здесь прошла. Но он думает, что на днях они прибудут. Сегодня утром в 6 часов я проснулась от страшного шквала ветра с дождем. Ветер дул с такой силой, что опрокинул стулья и горшки с цветами на моем балконе. Фокс и Мира начали наперебой лаять, и Мира так ужасно перепугалась, что с опущенным хвостом подбежала к моей кровати и еще долго не могла успокоиться. После происшедшего я уже не могла заснуть, что было очень неприятно. Но все это намного освежило воздух, днем было всего 15 градусов. Мы опять совершили прогулку верхом, и в полях собрали большие букеты маков огромного размера. Ты бы с удовольствием на них посмотрел.

Итак, Ники завтра уезжает на крыльях любви[589], я только что получила его восторженную телеграмму. Но он сообщает, что погода опять стала дождливой и ветреной, а это неприятно для путешествия. Остается только надеяться, что завтра она вновь переменится. Я ему, наконец, сегодня написала. Правда, у меня это отняло столько времени, и теперь мое письмо к нему, к несчастью, совпадает с письмом к тебе. К тому же тебе я написала меньше, чем обычно. Но я надеюсь, что ты меня простишь, потому что тебе я пишу каждый день.

Обнимаю тебя от всего сердца, мой обожаемый Саша. Каждый раз, когда я вазелином мажу мой нос, я представляю себе твое лицо и то, как тебе наскучивает подавать мне флакон, ты помнишь? Обнимаю Мишу и Беби и прошу Господа взять вас под свою святую Охрану.

Твоя на всю жизнь, Твой верный друг Минни.

Пятница. 3 июня 1894. Абас-Туман.

Мой дорогой и любимый душка Саша, радость моего сердца!

Как же мне тебя отблагодарить за твое восхитительное седьмое письмо, полученное сегодня утром! Я не могу тебе описать, какую огромную радость оно мне доставило, благодарю тебя за него еще и еще раз от всей души. Я просто счастлива, что оно немного менее грустное, чем предыдущее, полностью выбившее меня из колеи в эти дни. Вчера вечером я тоже была так счастлива после получения твоей телеграммы, где ты сообщил мне о твоем долгом разговоре с добрым чудесным Захарьиным, который тебя успокоил и утешил. Я так на это надеялась и рассчитывала на хороший результат. Именно для этого я просила его приехать к тебе лично, потому что я знала по моему собственному опыту, насколько хороши его слова и как они придают надежду. И потом мысль о том, что Георгий, с Божьей помощью, сможет приехать к нам в Спалу, теперь как светлый луч солнца меж тучами. Она будет радовать наши сердца до того времени. Я