Муссолини. История одного диктатора - Альдо Каззулло

Война, которую Муссолини якобы готовил годами, стремительно катится к катастрофе. Висконти-Праска отозван, его отправляют в отставку. Альпийские стрелки выступают против солдат Бари, которых называют «беглой дивизией». Это не вина солдат Бари, отправленных на фронт форсированно и едва успевших высадиться. Однако факт остается фактом: девиз «Юлии» «Всегда вперед и никогда назад» прекрасно работает и позволяет другим войскам отступать.

Греки вторгаются в Албанию. Спешно высылается подкрепление. Самолеты, приземляющиеся на поле рядом с Кóрицей, обстреляны еще при посадке. Мертвые остаются на взлетно-посадочной полосе, раненых заново загружают на борт и доставляют в Италию. «Верные» албанцы убегают. Во французских газетах появляются заголовки: Les Grecs à Coriza, les Italiens dans la merde[239]. В Ментоне таможенники вывешивают издевательский транспарант: Grecs arrêtez-vous, ici France[240]. В греческих городах ликование, люди выходят на улицы с праздничными флагами. У тех, кто это видит, остается очень яркое впечатление.

Дуче поражен: «Греки ненавидят итальянцев как никакой другой народ. Это необъяснимо. Всеобщая, глубокая, дремучая ненависть к нам. Во всех городах и деревнях, наверху, внизу, повсюду. Почему – загадка». Муссолини как будто не приходит в голову, что греческий народ берется за оружие для защиты, а не для порабощения другого народа.

«Вы, Санторо, – зло говорит он генералу ВВС, – сравняете с землей все греческие города с населением более десяти тысяч человек!» Тем временем английский флот беспрепятственно обстреливает Геную. Муссолини вынужден оправдываться перед Адольфом Гитлером за то, что не предупредил его и теперь немцы вынуждены вмешаться. Нападение на Советский Союз снова откладывается. Немцы, по выражению Муссолини, «сломают Греции хребет», но сначала Муссолини хочет искупления, пусть даже личного.

Новому командующему албанским фронтом Уго Кавальеро удается остановить наступление противника. Баланс сил наконец-то меняется в пользу Италии. Дуче отправляется в Албанию. Он лично пилотирует самолет, чтобы лично возглавить последний штурм.

Немцы собираются уйти из Румынии, так что итальянское нападение на албанские горы совершенно бесполезно, но оно необходимо диктатору ради престижа. Кавальеро льстит дуче: «Как только наступление пойдет полным ходом, вы примете командование». Эти слова звучат 9 марта 1941 года. Бенито Муссолини занимает наблюдательную позицию на высоте 800 метров, разворачивает немецкие географические карты, вооружается цейссовским биноклем, личным подарком Адольфа Гитлера, и наслаждается кровавым зрелищем. Он корректирует стрельбу гаубиц и радуется: «Ах, как бьют!»

Наступление останавливается. Командующий Кальяри генерал Джузеппе Джанни болен. Муссолини не на шутку встревожен: «Генералы, болеющие в день наступления, заставляют задуматься…» Еще одна попытка – 13 марта. Дуче на этот раз в хорошем настроении. В бинокль он рассматривает мертвых, скопившихся перед греческими окопами, и наконец практически удовлетворен. Фашистский лидер звонит Кавальеро и делится впечатлениями: «Сегодня все очень хорошо прошло. Я считаю, греки дрогнули, поскольку мы действовали чрезвычайно энергично, как я и рассчитывал».

Приходят на ум слова Оскара Уайльда об Эццелино да Романо[241], самом жестоком из тиранов средневековой Италии: «Его меланхолию излечивало только зрелище смерти».

Греки действительно вынуждены пошатнуться, но они не сдаются. Дуче возвращается в Италию без победы! В войне, развязанной Бенито Муссолини, уже погибли 12 тысяч человек, но он все равно оставляет приказ: «Дойти до Клисуры любой ценой». Немцы теперь нацелены на Афины, но в горах Эпира продолжают умирать итальянцы из-за непомерно раздутого эго диктатора.

Переговоры о перемирии напоминают переговоры с Францией. Греки соглашаются сдаться немцам, а не итальянцам. Дуче приписывает победу себе и торжественно благодарит генерала Кавальеро. Черчилль язвительно комментирует в Палате общин: «С особым пафосом, типичным для итальянского диктатора, он поздравил армию Албании с победой, которую якобы одержал над греками. Это, безусловно, мировой рекорд среди издевательств и высокомерия. Разочарованный шакал Муссолини для спасения своей шкуры сделал Италию вассальным государством гитлеровской империи. Шакал прыгает вокруг немецкого тигра и лает не только ради сытости, что можно было бы понять, но и ради триумфа. Я убежден, что в Британской империи и в США найдутся миллионы людей, готовых увидеть: когда мы дойдем до финальной схватки, этот презренный самозванец будет предан публичному правосудию и всеобщей ненависти». Это малоизвестная речь, которую никогда не цитируют сторонники фантазии о том, насколько Черчилль ценил Муссолини.

Дуче ждет еще одно испытание: 7 августа 1941 года его сын Бруно разбивается в Пизе на своем четырехмоторном самолете во время испытательного полета. Муссолини буквально уничтожен этим известием. Он пишет книгу «Я разговариваю с Бруно», но в ней говорит скорее главнокомандующий, чем отец. На похоронах дуче тщательно делает равнодушный вид. Боттаи шепчет соседу: «Надеюсь, эта трагедия не озлобит вождя и не изолирует еще сильнее». Лучшие из иерархов теперь называют Муссолини «вождем», как это делал Турати. «Мелкий, ревнивый и завистливый, готовый лгать, мошенничать, раздавать невыполнимые обещания. Несправедливый, коварный, подлый, отстраненный, молчаливый, ни с кем не связанный близко. Готовый избавляться от самых верных последователей».

Параллельная война длится чуть более шести месяцев.

Это тяжелейшая пора иллюзий. Ходят слухи о луче смерти, способном обуглить врага мгновенно, изобретенном Маркони (умершим более трех лет назад). Итальянская армия была бы выбита с поля боя, не вмешайся в Греции и Африке немцы под командованием маршала Эрвина Роммеля. Постепенно нацисты начинают чувствовать себя в Италии как дома. В страну прибывают офицеры и войска. Избавиться от них или заключить сепаратный мир кажется крайне сложным.

26 октября 1940 года дуче пишет Грациани о необходимости наступления: «После войны, за столом переговоров, мы заберем все, что завоевали…» По-прежнему считается, что победа Германии неизбежна. Однако речь сейчас не о серьезной подготовке наступления, а о самом настоящем продвижении в пустоту. Катастрофа все ближе. Англичане сокрушают итальянскую армию и отправляют в Лондон унизительные отчеты: «У нас два акра пленных итальянских офицеров». Грациани, отвечая дуче, переходит от эйфории к глубокому унынию: «Я считаю своим долгом не приносить здесь бесполезные жертвы, а вернуть меня в Триполи. По крайней мере я сохраню на этом замке флаг Италии… Пусть это будет моим завещанием».

Джорджо Бокка дает маршалу совершенно беспощадную характеристику: «Грациани занимает видное место среди посредственностей вместе со своим итальянским фюрером. У Грациани отвратительное чувство юмора. Это худший представитель армии и общества, даже по сравнению с консервативной пьемонтской группой и фашистским ардитизмом Мути. Это мелкий аграрный буржуа, эксплуататор низшего класса. Демагог, мнимый патриот, некультурный человек, слезливый и чванливый сторонник тоталитаризма».

Именно этому человеку после предполагаемого самоубийства Кавальеро, который откажется быть немецкой марионеткой, Муссолини и Гитлер доверят командование армией Сало, то есть фашистскими войсками в гражданской войне. «Призывами Грациани» будут