Муссолини. История одного диктатора - Альдо Каззулло

Почти невозможно становится достать бензин, обувь, одежду, мыло и даже кофе, сахар, мясо, хлеб. Дуче охотно комментирует: «Если итальянцы немного похудеют, это даже неплохо». Главное – «отказаться от красочной, но беспорядочной жизни былых времен. Мы должны стать предельно серьезными».

Появляются первые надписи на стенах. В Неаполе на развалинах дома, разбитого бомбой, неизвестная рука запечатлела: «Вонючий чили сидит в Риме». В Перудже появилась надпись «Фашистские воздушные и морские войска» (Fascismo Aeronautica Marina Army) – аббревиатура FAME читается как слово «голод». На улицах поют:

Дуче, дуче

Смерти не лучше.

Днем мы без хлеба,

Ночью без света.

Кузнеца Пьетро Мариетта забирают прямо из дома и отправляют в тюрьму за пьяные выпады против империи. На одного из рабочих Виллар-Перозы, Луиджи Валле, доносят в OVRA за то, что он передал коллегам записку с аббревиатурой, которая снова появится на стене отхожего места в офисе Lancia: «Когда Вас Убьют Во Вторую Неделю Октября, Вы Освободите Всю Итальянскую Нацию»[243].

Правительство отправляет 360 тысяч человек на работы в Германию, где с ними обращаются как с рабами. Муссолини протестует, когда узнает, что немцы травят итальянских эмигрантов овчарками, которые кусают их за ноги.

Дуче бросается из одной крайности в другую. Теперь он радуется морозу и плохой погоде: «Снег и мороз – это прекрасно: слабые неизбежно умрут, а значит, посредственная итальянская порода улучшится. Одна из главных причин моего стремления восстановить леса Апеннин – сделать Италию как можно холоднее». Муссолини почти радуется бомбардировкам, которые якобы закаляют население. Дуче входит в раж: его раздражает то, что союзники не бьют по столице, поэтому он заставляет включать сирены, чтобы римляне бежали в бомбоубежища. Бенито Муссолини вдохновляют немецкие победы, поскольку «толпы-шлюхи» идут за «победителем – альфа-самцом». И в то же время он заявляет: «Эта война, это грозное и решающее испытание – точно не для итальянского народа, незрелого и непоследовательного. Война для немцев и японцев, а не для нас».

Остается понять, за что наша армия, помимо личной доблести, терпела такие суровые кары на всех фронтах. Не хватало ни оружия, ни снаряжения, ни подготовки, но прежде всего итальянцам не хватало желания убить врага и желания бороться. По сути, здесь сбывается пророчество Адольфо Омодео, великого христианского ученого, ученика Джованни Джентиле, от которого тот дистанцировался, чтобы приблизиться к Бенедетто Кроче и антифашистам. Для Омодео муссолинизм – позор, который «совершенно разъедает все социальные структуры». Что касается перспектив войны, он говорит: «Я с ужасом думаю, что может случиться, когда придет время принести жертву униженным и израненным толпам или тем, кто из-за малого или большого терроризма замыкается в своем эгоцентризме. Это будет катастрофа Второй империи». Он предлагает вспомнить, как режим Наполеона III рухнул под ударами прусской армии.

Далеко не «все итальянцы – фашисты». Режим и война, которую Бенито Муссолини и его приспешники якобы готовили 20 лет, так и не достигли единства внутри себя. Впрочем, не только противники войны, но и представители «серой зоны» отнеслись к боям и бомбардировкам с мрачным смирением. Большинство думало только о собственном спасении. С другой стороны, совсем скоро десятки тысяч итальянцев поднимут оружие против нацистских захватчиков, организовав Сопротивление.

Падение

Утром 5 марта 1943 года рабочие Mirafiori, доведенные до предела тремя годами сквадризма и 20 годами режима, начинают забастовку. В течение нескольких часов антивоенный протест распространяется на другие заводы Турина, а на следующий день перекидывается на Милан. Муссолини осторожничает. Он приказывает провести аресты, как обычно. Подозреваемых в принадлежности к коммунистической партии отправляют в тюрьму, но милиция не двигается с места – никто не рискует стрелять в толпу.

Иерархи начинают сомневаться в психическом здоровье дуче. Приходит известие о падении Триполи, принадлежавшего итальянцам более 30 лет. Подчиненные на всякий случай все равно приветствуют Муссолини криком: «Мы победим!» Тот кипит от ярости: «Вы ничего не понимаете. Мы уже победили!»

Муссолини 9 марта принимает Роммеля, нацистского генерала, и просит его удержать Тунис «любой ценой». Маршал объясняет ему обстановку: англичане и американцы наступают сразу по двум направлениям – из Ливии и из Алжира, Африка потеряна. Дуче взбешен. В ящике у него лежит золотая медаль для Роммеля, но Муссолини решает оставить ее себе. Роммель высказывается довольно сурово: «Теперь дуче с горечью видел, как его мечты испаряются. Удивительно, но он совершенно не думал о последствиях. Может, мне и надо было что-то ему объяснить, однако я так устал от этого вечного оптимизма, что не стал этого делать».

Муссолини в последний раз выступает с балкона Пьяцца-Венеция. Поначалу его речь полна пафоса: «Великое предприятие не закончено, это лишь пауза. Я знаю, я чувствую, что миллионы итальянцев страдают от неопределимого зла, которое называется африканским злом. Как от него избавиться? Есть лишь одно средство: вернуться. И мы вернемся!» Затем дуче мрачнеет: «Итак, честь нашим воинам, презрение дезертирам и, безусловно, свинец предателям любого ранга и расы».

События разворачиваются стремительно. 12 мая итальянцы сдают Тунис. Страна в депрессии, люди голодают. Муссолини принимает сообщения об этом в штыки, обрушивается на «слабеющую нацию, увечную морально и физически, состоящую из слепых, калек, беззубых, идиотов, дезертиров и тыловых крыс. Они никогда не воевали, потому что не способны на это! Сейчас они оправдываются – якобы эта война не должна была случиться вообще». Англо-американцы безнаказанно бомбят города, ни авиация, ни зенитная артиллерия не способны помешать им. Дуче планирует воссоздать боевые бригады и ударить по антивоенным элементам. 11 июня Пантеллерия сдается англичанам без единого выстрела. Муссолини требует: «Мы должны иметь мужество, товарищи, взять пораженцев за горло, осудить их».

Ситуация продолжает ухудшаться. Дуче традиционно провозглашает, что враг никогда не ступит на итальянскую землю, что любая подобная попытка будет «остановлена на той линии, которую моряки называют del bagnasciuga – линии прибоя, где заканчивается вода и начинается земля». Но дуче ошибается: bagnasciuga – ватерлиния.

В ночь с 9 на 10 июля к берегам Сицилии подходит самый большой флот вторжения в истории. Рекорд будет превзойден только через год во время высадки в Нормандии. Сопротивление вторжению более чем нерегулярное.

Вражеские бомбардировщики 19 июля впервые обрушились на Рим. Район Сан-Лоренцо, сопротивлявшийся фашистам в 1922 году, разрушен до основания, включая базилику. Папа, посетивший руины, выглядит «ангелом в очках», напишет Франческо де Грегори[244].

Падение режима происходит в ночь с