Энциклопедия творчества Владимира Высоцкого: гражданский аспект - Яков Ильич Корман

(«Маски», 1970), «Взял билет, лечу на Вачу, / Прилечу — похохочу!» («Про речку Вачу и попутчицу Валю», 1976), «И веселый манер — я на нем хохочу»ш («Мне судьба — до последней черты, до креста…», 1977; черновик /5; 517/), «А я веселею — / Шучу, хохочу. / Живу, как умею, / Пою, что хочу» («Песня о Судьбе»; черновик — АР-17-130), «Вы втихаря хихикали, / А я давно вовсю» («Общаюсь с тишиной я…», 1980).

Впрочем, нередок у Высоцкого и смех сквозь слезы: «Смеюсь сквозь слезы я и плачу без причины» («Было так: я любил и страдал…», 1968), «Смеюсь навзрыд, как у кривых зеркал» («Маски», 1970), «Живу, как умею, — / Навзрыд хохочу» («Песня о Судьбе», 1976; черновик — АР-17-130), «Смех, досада — мать честна! — / Ни пожить, ни выжить!» («Разбойничья», 1975), «Я на Вачу еду — плачу, / Над собою хохочу!» («Про речку Вачу и попутчицу Валю», 1976).

***

Наблюдается множество параллелей между песней «Про двух громилов» и «Путешествием в прошлое» (1967).

В последней песне лирический герой «выбил окна и дверь, и балкон уронил» (об этом же он будет мечтать в «Балладе о гипсе: «Балкон бы что ли сверху или автобус пополам — / Вот это боле-мене подходяще»), то Пров «в опочивальни рушил стены и входил. <.. > в какой-то спальне с маху стену прошибал».

Если в «Путешествии в прошлое» герой говорит: «И откуда взялось столько силы в руках?!», — то братья Пров и Николай были «огромадной, жуткой силы»14. А черновой вариант последней песни: «Сила прет из них нахально» (АР-8-91), — заставляет вспомнить раннее стихотворение «Есть здоровье бычее…» (конец 1950-х): «Изнутри всё прет талант, / Словно из вулкану»[2697]. О том, что из него «прет сила», иронически говорил и сам поэт: «Ну откуда в тебе это? Почему именно на тебе сошлось?! Где в тебе это кроется — в уме, сердце, душе?..

— Не-с-а… Вот отсюдова, снизу подпирает… Тута я гигант!»16.

Сравним заодно лексику в строках «Сила прет из них нахально» и «Изнутри всё прет талант» с «Маршем космических негодяев» и черновиком «Марша антиподов»: «По пространству-времени мы прем на звездолете» /1; 219/, «Гостеприимство ну так и прет» (АР-1-116).

А теперь продолжим обзор параллелей между «Путешествием в прошлое» и песней «Про двух громилов».

Если лирический герой «всех хотел застращать», то так же ведут себя и Пров с Николаем: «Эти братья всю деревню колотили» (АР-8-91).

Если на лирического героя «навалились гурьбой, стали руки вязать», то на Прова и Николая «всей ватагой навалились — / Кто багром, кто батогом». Так же описываются действия толпы и в других произведениях: «Пошли туда гурьбой» («Сказка про старый дом на Новом Арбате, который сломали», 1966), «Поднявшись на три лестничных пролета, / Толпой ввалились, как на торжество» (там же; черновик /1; 457/). «Ко мне гурьбою движутся / Мои собраться прежние <…> Один брезгливо ткнул в меня / И вывел резюме» («Гербарий», 1976), «Ко мне толпа валила злая» («Прошу прощения заране…», 1971). В последней песне толпа была вооружена примерно так же, как и мужичье в песне «Про двух громилов»: «Вооружась лопатами, ломами» = «Кто — багром, кто — батогом». А в стихотворении «Прошу прощения заране…» они «веники, в руках сжимая, / Вздымали грозно, как мечи» (АР-9-39). Имеются и другие сходства между последним стихотворением и песней «Про двух громилов»: «И в той толпе один ханыга /Вскричал…» (как уже было в «Песне о вещей Кассандре»: «Кто-то крикнул: “Это ведьма виновата!”») = «“Ну дак что, ребята, с богом!” — / Кто-то крикнул, и бегом» /3; 330/; «И, веники в руках сжимая, / Вздымали грозно, как мечи» = «С кольями, да слышь ли…»; «Встал за спиной моей. От гнева / Дрожали капли в бороде» = «Со спины заходят».

Здесь же следует отметить тождество между мужичьем и чертями в песне «Переворот в мозгах из края в край…» (1970): «Ну что ж, вперед, а я вас поведу, — закончил дьявол. - /С богом! Побежали!» = «“Ну дак что, ребята, с богом'.” — / Кто-то крикнул, и бегом» /3; 330/; «В Аду решили черти строить рай. <.. > Потребовал военного парада» = «Начинать вооруженье / И идти на усмиренье / Порешило мужичье».

В «Путешествии в прошлое» лирического героя после избиения «развязали, но вилки попрятали», а при появлении Прова и Николая «все от мала до велика / Прячутся в овраге» (образ оврага тоже не случаен — вспомним песню «Чужой дом», где дом, как и село Большие Вилы, стоит, «всеми окнами обратясь в овраг»; а в «Двух судьбах» лирический герой скажет: «Много горя над обрывом, / А в обрыве — зла»).

Кстати, Пров и Николай отнюдь не кровожадны: «Если встретим мы кого-нибудь дорогой, / Брат просит: “Не трогай!”» («Мы живем в большом селе Большие Вилы…»), и даже перед лицом смерти, когда их со всех сторон теснит толпа, «решили оба брата / С наступленьем погодить» («Про двух громилов»), поскольку если они применят всю свою силу, то «по мужьям да по ребятам / Будут бабы слезы лить». И им неловко из-за того, что они вынуждены переходить в наступление: «Неудобно сразу драться». - так же как и лирическому герою в песне «Честь шахматной короны» (1972): «Справа в челюсть — вроде рановато. / Неудобно как-то — первая игра».

Приведем еще несколько перекличек с шахматной дилогией: «Хватит, брат, обороняться, — / Пропадать так пропадать'. / Коля, нечего стесняться, — / Колья начали ломаться, — / Надо. Коля, нападать!» = «Чует мое сердце — пропадаю, / Срочно нужно дамку провести» /3; 391/. Такая же ситуация возникала в «Том, кто раньше с нею был»: «К чему задаром пропадать? / Ударил первым я тогда». Во всех трех случаях лирический герой чувствует, что оказался на краю гибели, и решает перейти в атаку (а призыв «Надо, Коля, нападать!» также находит аналогию в «Чести шахматной короны»: «Ход за мной — что делать? Надо, Сева'.»)

В черновиках песни «Про двух громилов» братья обращаются к наседающей на них толпе: «Эх, держитеся, ребята» (АР-8-82). А в «Том, кто раньше с нею был» герой крикнул своим врагам: «Держитесь, гады! Держитесь, гады!». Приведем еще некоторые сходства между этими песнями: «Иду с дружком, гляжу — стоят, — / Они стояли молча в ряд, / Они стояли молча в ряд — / Их было восемь» = «Эй, братан Гляди — ватага»: «Валюха крикнул: “Берегись!”»