Из записей - Яков Семенович Друскин

Богом — святостью. Но иногда одновременно с переживанием первого факта, иногда разновременно, иногда редко, иногда часто я имею и другой не менее реальный факт. Полярность — я и Бог — остается, но дистанция пропадает: между мною и Богом вдруг не оказывается никакой дистанции, Он — там же, где и я, на моем месте. Этот факт переживается и обозначается различно: я в Боге; Бог во мне; присутствие Бога: меня нет: есть только Бог и др. Но ведь я грех, а Бог — святость, святость не может принять греха. Никакие мои заслуги не могут изгладить моего греха, потому что я не могу не грешить. Как же Бог принимает меня? Только отказавшись от Своей святости, пожертвовав Своей святостью. Но Бог не человек, Он не имеет, как человек, качеств или свойств, Он — сама святость, святость как Лицо, то есть личность. Если Он, чтобы принять меня, жертвует Своей святостью, то Он жертвует Собой, жертвует полностью, целиком Собою. Бог, жертвующий ради меня Своей святостью, то есть Собою, — Бог милосердный, то есть Бог — любовь. Бог, жертвующий Собою, — Бог Отец, жертвуемый — Агнец Божий — Сын, сама жертва, акт жертвы — Святой Дух.

Это обоснование Троицы — не модализм и не савеллианство. Ведь жертвующий, жертвуемый и акт жертвы — это не три имени или силы Бога, а именно три различных реальности эмпирически переживаемой, реальной полярности:

1. Полярности как абсолютной, естественным путем непреодолеваемой и непреодолимой дистанции, несовместности, то есть трансцендентности Бога.

2. Полярности как абсолютной, не естественным, то есть чудесным, путем преодоленной дистанции — тожества несовместного, то есть имманентности Бога.

3. Полярности как центрального пункта Божественного домостроительства.

Обвинение в тритеизме здесь вряд ли может возникнуть: ведь Бог жертвует Собою же, значит один и тот же Бог и жертвующий, и жертвуемый, и акт жертвы. Что же касается до акта жертвы, то ведь Василий Великий (или Григорий Нисский) в «Отче наш» вместо «да приидет Царствие Твое» читал: «да приидет Святой Дух Твой». Святой Дух, Царствие небесное, Параклит-Утешитель — различные имена Божественного ритма домостроительства. Если же сейчас неясна персонификация третьей ипостаси, то до Христа также неясна была персонификация второй ипостаси, и ее определения колебались между почти безличной Премудростью, «сказал» (в 1-й главе Бытия), коллективным представлением слуги Ягве как избранного народа и уже вполне личным слугой Ягве как агнцем Божием, Сыном Божием и Мессией.

Наконец, третье возможное обвинение — психологизм, имманентизм, феноменализм. Но и этого нет. Два первоначальных факта не психические состояния, потому что полярность, которая в них обнаруживается, не интенциальное отношение и второй полюс — абсолютный именно вне какого-либо возможного моего интенциального отношения. И в первом и во втором первоначальном факте я нахожу именно внеинтенциальный полюс, и мне нет надобности проецировать его за пределы моего интенциального отношения, так как он первоначально реально переживается и является мне как существующий абсолютно, вне всякого моего, то есть интенциального отношения, как абсолютно несовместное со мною в первом факте и чудесно отожествляющееся со мною во втором факте. Эта полярность не интенциальное отношение, а откровение, то есть принципиально другого порядка. Так как Бог — реальный факт, то я и вывожу Его не из идеи Бога или из какого-либо другого абстрактного построения, но из факта откровения Бога человеку. Полное откровение Бога человеку — Иисус Христос, Агнец Божий, жертва: Бог так возлюбил мир, что отдал Сына Своего Единородного, дабы всякий верующий в Него не погиб, но имел жизнь вечную.

Пропущено: самосознание сотворенного — я сознаю себя самого в мысли. Я, сознающий себя, и я, сознаваемый собою, реально — один и тот же я, идеально — два различных я. Это различие я реального и я идеального и есть моя тварность, вследствие этого же и объективирование: я сознаю себя, сознающего себя... Моя раздвоенность существенная, я не имею себя, но ищу себя, гонюсь за самим собою и все равно не могу догнать себя — это и есть поедание себя самим собою — первородный грех и его форма — категорический императив: я должен быть самим собою, «я должен» и есть форма моей греховности, дурная бесконечность, потому что я должен и в то же время я принципиально никогда не смогу своими силами сделать то, что я должен сделать. Кант: я должен, следовательно, я могу. Но это и есть сама предельность, и невозможно поэтому: если я должен, то уже не могу. В самосознании Бога раздвоенности реального и идеального нет. Но поэтому субъект и объект одновременно соединены и разделены, и нет объективирования. Соединенность и тожество субъекта и объекта — Сам Бог или Его сущность essentia, тожественная Его exsistentia. Разделенность — Ипостаси или Лица Троицы. Троица — Божественное самосознание — Сам Бог.

Бог Отец — жертвующий, Бог Сын — жертвуемый. Но не только разделены, но и соединены, даже тожественны: один Бог — в Сыне осуществлена любовь и реализована жертва — двойной кеносис — унижение:

1. Слово стало плотью и обитало среди нас.

2. Отказалось ради нас от Себя, то есть от Своей Божественной силы. Слово осталось Словом, то есть Богом, и в своем воплощении, но пожертвовало своим всемогуществом — стало человеком, как и все мы, причем униженным человеком, униженным до самой позорной смерти на кресте, отвергнутым всеми, даже своими учениками. Безгрешность Христа: так как Христос — Бог, ставший человеком, как и мы, то Он, и будучи человеком, остался Богом, поэтому не мог быть грешным. Как человек — Он второй Адам, но до грехопадения.

Учение о Троице и сотериология: два момента жертвы:

1. Бог жертвует Самим Собой — Отец, Сын, Святой Дух.

2. Слово стало плотью.

Первый момент — вневременный. Отличие: нерожденный, рожденный от века.

Второй момент — соединение временного и вечного, вернее внесение момента случайности, временности в вечное. — Мир перед Богом[23], Бог по доброй воле.

Арианство — экономич<еское> понимание Троицы, только не в конце домостроительства, а в начале. Поэтому у Ария Христос тоже тварь. По Арию, Бог не мог «так возлюбить мир, что отдал Сына Своего Единородного...» до сотворения мира. То есть рационализирование Троицы. То есть он пытался объяснить вечность: до творения мира, а значит, и времени, не было и времени. По Арию получается: было время до творения времени (и мира). Тогда естественно, что во времени до творения времени (и мира), Бог не мог так возлюбить мир... и, значит, не мог