Общество контроля. Как сохранить конфиденциальность в эпоху тотальной слежки - Джон Фасман

Любопытно, что отношение к слежке не выглядело последовательным или тенденциозным: противодействие локдауну – и, вероятно, необходимости загружать приложения для отслеживания контактов – было гораздо более распространено среди правых, чем среди левых, как и симпатия к полиции. Многие левые обеспокоены возможной полицейской слежкой, но тоскуют по активному мониторингу здоровья, с помощью которого Южная Корея сдерживала распространение COVID-19. Скажу для протокола: я уж точно не тосковал по такого рода наблюдению. Но если бы приложение для отслеживания контактов было доступно – а я был бы уверен, что данные поступят только в государственные и местные департаменты здравоохранения и ни при каких обстоятельствах не будут доступны правоохранительным органам – я бы его скачал. Если оно станет доступно после того, как я напишу эти строки, и до того, как вы их прочтете, я его загружу, а затем удалю, как только сделаю прививку.

Некоторый сбор персональных данных необходим для отслеживания контактов, а отслеживание контактов необходимо для прекращения неконтролируемого распространения COVID-19. Но существует огромная разница между добровольным предоставлением ограниченной личной информации для целей общественного здравоохранения (и только органам общественного здравоохранения) и той разновидностью ползучего, невидимого полицейского наблюдения, которую я рассматриваю в этой книге. Если мы соглашаемся на первое (учитывая, что оно ограничено по объему и цели), мы не обязаны соглашаться на безграничное второе. Во всяком случае, отказ от скрытой слежки приобретает еще бо́льшую важность перед лицом наблюдения, обусловленного пандемией.

* * *

Напомню, я начал углубляться в вопросы слежки и охраны правопорядка в начале 2018 года, когда опубликовал серию статей о том, как технологии меняют системы правосудия по всему миру. Серия началась с того же посыла, что и эта книга: технологии радикально меняют работу полиции, и мы еще не полностью оценили масштабы и последствия этих изменений. В каком-то смысле это утверждение банально, ведь технологии меняют практически каждый аспект нашей жизни. Новая революция еще молода, и мы пока не до конца ее осознали.

Но полиция – уникальная область. Полицейские – самые заметные представители государственной власти. Их работа состоит в том, чтобы обеспечивать нашу безопасность. Для этого они уполномочены наблюдать, допрашивать, избивать, заключать в тюрьму и убивать. То, как полиция использует свою власть, может иметь смертельные последствия, и ее сотрудники намеренно придают себе устрашающий вид.

Я патрулировал улицы вместе с полицейскими в Ньюарке, Лос-Анджелесе, Атланте и Вашингтоне (округ Колумбия), а также в Хай-Пойнте (Северная Каролина) и Ньюпорт-Ньюсе (Виргиния). Я разговаривал с офицерами из доброй дюжины других отделов и вообще знаком с десятками полицейских. Я смеялся с ними, спорил с ними, выпивал с ними и учился у них.

Но всякий раз, когда вижу полицейскую машину, припаркованную на обочине шоссе или приближающуюся к моему автомобилю, нервничаю, и, к сведению, я белый мужчина средних лет, которого никогда не арестовывали. Я чувствую внезапный всплеск адреналина: потные ладони, металлический привкус во рту. Несколько лет назад, когда я вез свою семью домой из Флориды в Атланту, где мы тогда жили, меня в маленьком городке в Южной Джорджии остановил офицер за превышение скорости на несколько миль. (Многие жители Атланты считают, что полиция Южной Джорджии с особой жестокостью штрафует машины с номерами округов Де-Калб или Фултон, то есть из Атланты.) Меня трясло, хотя я знал, что не совершил ничего, кроме невинного превышения скорости.

Кроме того, полиция нам очень знакома. Если я скажу, что прослушиванием наших телефонных разговоров и отслеживанием перемещений занимается, допустим, Агентство национальной безопасности (АНБ), вы, вероятно, поморщитесь и пожмете плечами. Но название АНБ вызывает в воображении картину бесконечных рядов компьютерных мониторов в незнакомом офисном здании. Полиция – нечто более узнаваемое, повседневное, даже рутинное. В отличие от агентов АНБ, полицейские в нашем воображении – это люди с лицами.

Однако полиции доступны практически те же возможности наблюдения на уровне улиц, что и Агентству нацбезопасности, и надзор за ее деятельностью относительно небольшой. В Америке и других либеральных демократиях сложная переплетающаяся сеть законов и ожиданий, касающихся неприкосновенности частной жизни, никак не дотянется до полномочий по наблюдению и сдерживанию, доступных даже самому скромному полицейскому участку.

Например, полиция не может прослушивать ваши телефонные разговоры без ордера. Но в большинстве юрисдикций ваши метаданные, то есть содержимое телефона, не связанное с разговорами (в том числе данные абонентов, время и длительность звонков, SMS-сообщения, данные о просмотре веб-страниц, информация о вашем местоположении), защищены гораздо хуже, хотя в совокупности они дают полиции куда больше информации, чем телефонная прослушка: ведь теперь полиция знает, где вы были, с кем разговаривали, что искали в интернете.

По закону вся эта информация является общедоступной, поскольку вы поделились ею со своим оператором телефонной связи. Доктрина третьей стороны гласит: добровольная передача информации третьей стороне (банк, поставщик телекоммуникационных услуг) сводит на нет любые разумные ожидания в отношении конфиденциальности[12]. Поэтому полиция может без ордера получить, например, отчет о движении средств на вашем банковском счете. Суды стали более скептически относиться к этому принципу, но он остается в силе и сегодня, когда для мобильного и онлайн-общения в нем уже нет смысла.

Или рассмотрите публикации в социальных сетях. Они, конечно, общедоступны в разной степени, в зависимости от сервисов и настроек, но гораздо более общедоступны, чем, скажем, ваш личный дневник или сложенный лист бумаги, который вы запираете в тумбочке. Логично, что полиция будет использовать в расследованиях посты подозреваемых.

Офицер одного полицейского управления на Восточном побережье, сокрушенно качая головой, рассказал мне, как часто люди публикуют видео с кадрами собственных преступлений или фотографии, на которых они транжирят преступные доходы. Моя любимая история этого распространенного жанра произошла в Кентукки: парень опубликовал фотографию, на которой одной рукой показывает средний палец, а другой сливает бензин из полицейской машины (в итоге он провел ночь в тюрьме).

Но есть инструменты, при помощи которых власти в огромных масштабах извлекают данные (часто незаметно для пользователя и без его согласия) из сообщений в социальных сетях. Они получают не только содержимое сообщений и идентификаторы пользователей, но и их IP-адреса и адреса электронной почты, номера телефонов, данные о местоположении и историю социальных сетей.

В начале 2019 года ACLU подал в суд на федеральное правительство за то, что оно не ответило на запросы по Закону о свободе информации (FOIA) относительно мониторинга социальных сетей иммигрантов и заявителей на визу[13]. В июле того же года ФБР собирало предложения по созданию инструмента, который позволил бы агентству отслеживать людей по