Отравительницы, куртизанки, анархистки. Дело о ядах и другие истории знаменитых преступниц - Марк Лефрансуа

а один из его людей сопроводит ее до Брива. Оттуда она доберется до Бордо и сядет на корабль. Деньги… их она ему оставит, чтобы он поправил свои дела, которые шли не слишком уж ладно. А там, на месте, она справится, будет жить за счет уроков… ему не следует беспокоиться. Но Мари заклинала его обставить дело так, чтобы все думали, что ее больше нет на свете. Она заявила, что готова бросить свою накидку в одно из местных ущелий. Если же он ей откажет… на этот случай она прямо поставила его в известность, что у нее есть мышьяк. Она закончила письмо словами, по которым стало бесповоротно ясно, что она не испытывает к мужу никаких чувств. Наконец, Мари заключила: «Убейте меня, я этого заслуживаю, и поскольку вы меня уже не любите, то можете простить». Это подразумевало, что он предоставит ей свободу.

Как отреагировал ее супруг, история умалчивает. Тем не менее он сумел ее успокоить и больше не требовал от нее исполнения супружеских обязанностей, поскольку Мари в конечном счете осталась в Ле-Гландье.

Так прошло три месяца. 12 ноября супруги Лафарж заверили у нотариуса совместное завещание, согласно которому в случае смерти одного из них все имущество перейдет другому. Чуть меньше месяца спустя Шарль Лафарж уехал из Ле-Гландье в Париж. Недавно он разработал важную инновацию в области выплавки железнодорожных рельс и надеялся внедрить ее в промышленность. Через несколько дней после приезда Шарль получил от жены посылку, а именно сладкий пирог, который она просила съесть как можно скорее, пока он не засох. Шарль его надкусил, и вкус показался странным, а через пару минут его вырвало. Всю ночь он промучился от сильной боли, пирог же выбросил.

Шарль вернулся в Коррез через две недели. 3 января он добрался до Ле-Гландье и чувствовал себя таким уставшим, что сразу уснул. На следующий день боли, которыми он страдал в Париже, возобновились. 5-го числа, а затем 10-го Мари просила лакея своего мужа Дени купить мышьяк у месье Эйсартье (аптекаря в Юзерше). Им она собиралась травить крыс, которые постоянно бегали по чердаку и тем самым тревожили несчастного больного.

Того количества, которое она приобрела для этих целей ранее, 15 декабря прошлого года, явно не хватило. Но все тщетно. 14 января Шарль Лафарж скончался в страшных мучениях, крысы же вокруг превосходно себя чувствовали. Лакей и свекровь, которая и так недолюбливала невестку, сразу заподозрили Мари в том, что она отравила мужа. Именно свекровь сообщила об этом королевскому прокурору. Поскольку начали расследование и врач из Юзерша произвел вскрытие тела, друзья Мари посоветовали ей бежать, но она отказалась. В органах умершего обнаружили следы мышьяка, и этого небольшого количества оказалось достаточно, чтобы 23 января 1840 года потребовать ареста жены. Обыскали не только Ле-Гландье, но и парижскую квартиру Шарля Лафаржа в надежде найти хотя бы несколько крошек пресловутого пирога.

Вокруг дела сразу поднялся шум, чему в том числе способствовали слухи о кровной связи обвиняемой с королем. Кроме того, к делу об отравлении прибавились обвинения в краже, которую Мари совершила весной прошлого года. Тогда она отправилась на несколько дней за город, в замок Бюзаньи возле города Понтуаз, чтобы погостить у недавно вышедшей замуж подруги, мадам Леото. Та показала ей украшения, подаренные мужем по случаю помолвки и замужества. Жемчуга и бриллианты стоили около 8000 франков. Спустя несколько дней хозяйка дома пожелала надеть украшения, но шкатулки были пусты. Сначала обвинили в краже прислугу, но затем сняли с них подозрения, Мари же вернулась в Париж.

У месье Леото не было ни тени сомнения. Та, которую подозревали в отравлении своего мужа, и украла драгоценности его жены, так что он подал иск против вдовы Лафарж. 9 июля 1840 года Мари приговорили к двум годам тюремного заключения за кражу.

Расследование дела об убийстве быстро завершилось. 30 сентября 1840 года Мари предстала перед Бривским судом. От всех нападок она защищалась с пылом и остроумием. Обвинения прокурора она опровергла несколькими фразами, исполненными здравого смысла. Если ее муж считал, что она его отравила, стал бы он избавляться от пирога? Он тогда отправил бы его на анализ. Внезапная рвота? А кто не страдал от расстройства желудка из-за испортившейся пищи? Симптомы отправления мышьяком? До сегодняшнего дня она о них ничего не знала. Более того, супруг поправился довольно скоро и уже мог заниматься своими делами и проводить встречи. Почему по возвращении ему снова стало плохо? Ну, доктор Бардон, занимавшийся его лечением, не заметил никаких признаков отравления и даже не помышлял о таком! Он лечил Шарля Лафаржа от воспаления горла. Из Брива вызвали еще одного врача, доктора Массена, он осмотрел больного 10 августа и заподозрил язву желудка. Что касается доктора Буше, то он, хотя и отмечал «необычные симптомы», ни разу не упоминал о яде! Но прокурор парировал, что месье де Лепина как раз таки упоминал. Да, но о подобных подозрениях ему уже сообщил слуга Лафаржа, Дени, который ненавидел ее! Более того, именно он приобрел мышьяк. Если бы яд предназначался ее мужу, отправила бы она слугу за ним?

Будь она преступницей, то обставила бы все иначе! Ста граммов достаточно, чтобы убить 20 человек. Но именно столько было указано в рецепте от 5-го числа, а также в рецепте от 10-го числа, и оба этих рецепта выписал ей доктор Бардон. Что касается свекрови, которая обвиняла ее в убийстве своего сына, то она присутствовала при этом, равно как и 15 декабря.

Допустим, но как тогда объяснить показания некой художницы, мадам Брюн, которая 11 января видела, как Мари добавляла в гоголь-моголь для своего мужа какой-то белый порошок? Это был гуммиарабик, подсластитель. Художницу нанял ее муж, чтобы та написала его портрет. Как можно всерьез воспринимать заявления этой мечтательницы, которая на мгновение поверила, что она очутилась в Венеции или Флоренции во времена ядов, дожей и Медичи! Если бы она собиралась отравить мужа, то осмелилась бы на такое при свидетельнице? Не было бы легче сделать это в одиночестве, уличив минуту днем или ночью?

В конце концов доказать вину Мари в убийстве было совершенно невозможно, и все же казалось очевидным то, что она это сделала. Ее ум стал ее главным оружием. Пользуясь невежеством врачей, во время суда она непринужденно опровергла все выдвинутые обвинения. Ее должны были оправдать, но оставалось еще дело о краже драгоценностей, и ее вину в этом удалось доказать, поскольку при обыске среди личных