Российский колокол №3-4 2021 - Коллектив авторов

белков, завитушек.

Гораздо виднее волненье

В живых наводнениях шелка,

В снегах и холмистости мантий,

В медовых и масляных струях.

По ним бы скатиться на санках,

От них бы ослепнуть и крикнуть,

Но не подобает по сану,

И держит стальной позвоночник.

Святые не держат осанку,

Расслаблены бледные скулы…

И сгорбленная Богородица

(Сначала – Над, а после – Пред)

И умиляется, и молится,

И улыбается на свет.

Санкт-Петербург, Русский музей,

ноябрь 2002 г.

Буквально

Я проще слов.

Любого из.

Я проще слов.

Не лучше, нет.

Не чище, нет.

Честнее? Нет.

Я – слон, но слом

и мне знаком.

Как Маяковский —

в горле ком;

пятью углами держит за.

Завидую? Ревную?

Да. Но яда слов…

Дословна – я!

И здесь,

теперь,

весной

и вся

я говорю: невинность есть

ноль в верхней части буквы «я»

и лесенка внизу.

Залезь!

«А сердце как будто высосали…»

А сердце как будто высосали.

Как будто уральский комар

(крупнее нигде не видывала)

Впивался и выпивал.

Глаза засмотрели трещины:

Ведь были же родники!

Теперь только кирки резкие

В урановом руднике.

Я знаю, что ночь – последняя,

Что ночь без тебя – обвал,

А сердце как будто высосали.

О вакуумный овал,

Ты тянешь за край пространство,

Как скатерть, и все – твое:

Фарфоры, фанфары, странствия.

Я вою. Я воин, но

Куда мне тягаться с бабой!

Не трогать. Не смять. Не сметь.

На что мне тягаться с бабой —

Пусть с ней разбирается смерть.

«Солдаты идут по квадрату, поют песню…»

Солдаты идут по квадрату, поют песню.

В ста километрах отсюда, наверно, Пенза.

Об этом никто не знает – в строю тесно.

Солдаты идут по квадрату, поют песню.

На север, на юг, на восток, на проклятый запад,

Не чувствуя ног, но кухонный чуя запах.

За час до отбоя споткнешься, очнешься – завтрак.

Идут по квадрату солдаты, поют солдаты:

«Может, выйдет замуж, ну а может – подождет

Эти две зимы и оба лета!»

Забудешь меня – и ладно, я сам забылся,

Всей грудью дыхну на ладан, на пух землицын,

Увижу корней причуды и зерен лица,

А звезды по небу августа будут катиться.

Как все совершенно, Отче, секретно, слишком!

Но к счастью, любая сосна выше наших вышек,

И сосны краснеют от взгляда и от заката,

Идущего по квадрату простого солдата.

Фро

На синем почтовом ящике сорвана дверца,

На сине-зеленом фоне – закаты, закаты.

И ветра нету, как будто не будет завтра.

Как птица в неволе, томится свободное время.

Впервые в жизни я рада любой работе.

Но скоро пройдет и это – я точно знаю,

точнее, чувствую: баба! – живьем берите!

А выйду – на палку тряпкой, и выйдет знамя!

И, вечно пьяной, повисну позором красным

(в безветрие вряд ли получится гордо реять)

над бездной вокзала – бедной, бессонной, грязной:

не верю, но жду обратно… но больше – не верю.

Река Волхов

Замирать у бойницы, увидев судьбу реки

Как свою, как фамилию мужа, как сумерки,

Что в глубокой тайне оставят талант и март.

Замирай хоть весь мир, не задержите аромат

Новгородских болот и слез. Свежеликий срез

Сердобольного месяца пахнет почти как лес.

Богоносные люди растут в тишине болот,

Богоносных людей ни мороз, ни медведь не дерет.

Умирают, увидев улыбку Бога в реке,

Как сияние ряби весенней на солнышке.

Акация

Акация! Твой возглас вечно длился…

Твоих изломов крики измотали,

И впору было надписать: «Mortale».

Все думали, что ты – сухая липа.

Так, мимоходом думали: «Спилить бы!»

И мимолетом птицы пролетали.

Стояла ты, как мертвый пролетарий,

Как заживо шахтер сожженный в недрах,

Как женский визг последнего мужчины.

Когда-то так стояло наше время.

Теперь стоит оно не наше вовсе,

Да что там! Время – делу, время – Бог с ним!

Все дело в том, что дело было в мае,

Гроза прошла, Христос вот-вот воскреснет,

А дерево мое еще пугает

своим безлистьем.

Акация! Твой возглас бесконечен.

Учусь терпеть, стирая зубы в порох,

И, ежедневно наблюдая почки,

я ежегодно получаю почту.

«Лен, как музыка, тонок…»

Лен, как музыка, тонок,

выше – чуть слышная синь.

Травушка траурных ноток

спрятала бездну низин.

Лен, как на штиле, – длительность,

словно высокая си.

Тише остывшего кладбища,

синяя лень висит.

Здесь все дороги – белые,

здесь добывают мел

бабы и дети малые,

эту бы землю – ел.

И подо льном, как музыка,

лег бы, чуть вздрогнув, спать,

чтобы, проснувшись, в раннюю

синь головою встрять.

Жаль только – мало времени

и неуютен крюк.

Заводям серым нервным

что ни касание – круг.

Родина – дело малое,

там добывают мел.

Дети асфальтной классики,

Я эту землю ел!

«Сорвавшись почти добровольно…»

Сорвавшись почти добровольно,

молчи об утраченном