Сорока и Чайник - Артём Скороходов

Через несколько кварталов подал голос Умник:

— «Кровь с себя смойте, не стоит в таком виде по городу ходить».

Вся компания остановилась в нескольких кварталах, у колонки, пустили воду и стали отмываться. Вода была ледяная, но Фёдора это заботило мало.

— «Ты опять сорвался, — укоризненно сказал ему Чайник, который висел в огромной лапе Живчика. — Я же тебе говорил, что надо уехать из города. Тут слишком много людей».

Фёдор постарался проигнорировать эту мысль. Что уж теперь. Потом он с сожалением снял и выкинул в подворотню свое пальто. Оно всё было изорвано, к тому же из него торчал нож, который не смог пробить хитин на его животе. Перчатки на руках порваны в клочья, и их пришлось оставить. Живот и грудь еще как-то можно прикрыть, но вот хитиновые руки могли вызвать много вопросов. Фёдор запахнул посильнее рубашку, чтобы дыру на ней было не так видно.

Роботов отмывать почти не пришлось, те благоразумно не подходили к месту драки. Вот с девчонкой оказалось тяжелее. Она наотрез отказалась слезать с рук голема, испуганно молчала, пучила зеленые глаза, словно загнанная в угол кошка.

— Тебя звать Анафема? — спросил Фёдор, пытаясь придать голосу максимальное дружелюбие и аккуратно стирая засохшие капли крови с лица девушки.

Та явно не понимала, что ее спрашивают, тряслась, прижимала к себе сверток и не отпускала руки голема, которые держали ее.

— Ты дочь Германа?

Снова никакого ответа.

— «У нее шок, отстань, — посоветовал Умник. — Лучше реши, куда идём».

— Ну, куда… На старую скотобойню, куда еще, — ответил Фёдор.

— Атас, муниципалы, — шепнул Животное.

Фёдор поднял взгляд и увидел, как в их сторону расслабленной походкой шли двое полицейских.

— Что за собрание? — спросил один из них, подходя поближе и постукивая по руке в перчатке деревянной дубинкой.

— Да это вот, племяшка ногу подвернула, — ответил Фёдор, слегка окая на деревенский манер. — Дурёха косолапая. В травмпункт несём. К фелшеру.

Полицейский поглядел на мокрого Фёдора без куртки, на девушку, что испуганно прижималась к голему, и потянул ко рту свисток. Сделать он этого не успел, так как в тот же момент в его челюсть прилетел кулак Фёдора. На второго полицейского напрыгнул Животное. Через минуту полицейские были связаны, их рты были заткнуты тряпками, а сами стражи порядка были уложены в глухом дворе-колодце. Животное подошел к Фёдору и протянул ему лист бумаги, который он забрал у одного из городовых.

ВНИМАНИЕ РОЗЫСК!

БАРОНЕССА АНАФЕМА ГЕРМАНОВНА СОРОКА

ДЕВИЦА УШЛА ИЗ УСАДЬБЫ И НЕ ВЕРНУЛАСЬ

КРУПНОЕ ВОЗНАГРАЖДЕНИЕ!

Тут же на листе была плохо сделанная литография, в которой совсем отдаленно угадывалось лицо девушки.

— Животное, поймай лихача, только чтоб повозка была закрытая — попросил автоматона Фёдор. — Так спокойнее будет. И быстрее.

* * *

Извозчик наотрез отказался везти в повозке големов, так как они ему «рессоры погнут» и «кобылка замудохается». После недолгих препирательств Живчик и Чёрт были отправлены пешком с чёткой инструкцией идти к старой скотобойне. Где это находится они знали, так как, когда не было рейсов, хранились там.

Фёдор закрыл шторкой окно повозки и оглянулся. Животное веселился, слегка подпрыгивая на мягкой скамейке, пытаясь попасть в ритм с ухабами. Девушка забилась в угол дивана, свернулась калачиком и смотрела прямо перед собой. Фёдор рассматривал острые черты лица, зелёные глаза, скуластую мордашку и прямые жесткие черные волосы. Она совсем была не похожа на Германа. В мать, наверное, пошла.

— «Мать у нее блондинка», — вставил Змей.

— «Ну, это еще ничего не значит», — не согласился Умник.

— «Все равно напоминает она мне кого-то. И запах знакомый», — не сдавался Змей.

— «Какой запах, чудила, ты когда ее понюхать успел?»

— «Отстань».

Фёдор вспоминал, как он впервые увидел эту девчонку. Еще тогда, прошлой осенью. Они сделали очень выгодный рейс и изрядно пополнили свою кубышку.

Тогда он наслаждался покоем, теплом печи и подогретым вином. На следующей неделе он снова пойдет стоять в очередях и притворяться обычным стариком. Но пока можно было и отдохнуть.

Животное тогда сидел рядом и ковырялся в мусоре. Там он нашел газету «Лосбуржский Вестникъ» и с интересом стал ее читать. Иногда вверх ногами, иногда отрывал литографии от одной статьи, приставлял их к другой и пытался осмыслить получившееся. Внезапно автоматон перестал шуршать бумагой и протянул газету Фёдору.

Сорока молча взял лист и стал читать:

«Не надо больше дорожных чернильниц! ЧУДО ПЕРО! Пишет водой. Изящно, годно для метки белья».

— Ниже, — с укоризной пробасил робот.

«Для меланхоличных мужчин. Я имею радостную новость. Пилюля „Амрита“ делает чудеса. Лучший препарат в мире для мужчин…»

— Еще ниже, — настаивал робот.

«В понедельник в Кафедральном Соборе будет отпевание раба божьего барона вольного Михаила Сороки. Приглашаются соратники, друзья и сподвижники.»

Фёдор поднял глаза на Животного.

— Родственник? — спросил автоматон. — Принято идти. Пойдешь?

Фёдор покрутил головой. Отец для него умер давно. Еще тогда, когда из-за него умерла мама. Спустил все деньги, пил, притащил домой дурную болезнь и под конец просто поджег пристройку, по какой-то ведомой только его пьяной голове причине. Нет. Не было у него с тех пор отца. А теперь тем более нет…

Кафедральный Собор Лосбурга нависал над городом чёрным айсбергом. Постоянные дожди, снег, ветер и грязь сделали это величественное здание еще более мрачным. Фёдор сгорбился и, хромая, прошел туда, где проводили отпевание. Огромный зал с рядами скамеек был почти пустой. Недалеко от гроба еще сидели люди, но дальше темные и почти не освещенные ряды были пустыми.

Фёдор сел сзади и молча наблюдал, как к гробу подошла сестра. Он сразу узнал ее рыжие волосы. Потом братец Герман собственной персоной. Он сильно потолстел, тяжело дышал и прикладывал к появляющейся лысине белый платок. Рядом с ним подошла какая-то маленькая женщина со светлыми волосами и девочка лет пятнадцати. Женщины держались скованно, отворачивались и старались не смотреть на тело. Даже издалека Фёдор увидел, как недовольно кривились их губы.

— Сын покойного хотел проводить отпевание в Церкви Очищения, — сказал рядом тихий голос.

Фёдор повернулся и увидел, что рядом с ним присел сухонький священник в черной рясе.

— Еле отговорили. Вон видите, Чистые сидят на втором ряду? — священник показал на нескольких монахов в белых балахонах.

— А у гроба кто сейчас стоит? — спросил Фёдор, переводя его на более интересную тему.

— Ну кто. Сын стоит, наследник. И его жена с дочкой. Там еще пара друзей из дворян, полдюжины монахов, и всё. Никто больше не пришел. Ты тоже, добрый человек, не рассчитывай,