Реинкарнация: вторая жизнь в альтернативном мире - Emory Faded

— Я… я не понимаю… к чему ты это?

— Знаешь… на самом деле я с самой первой нашей встречи с тем пацаном понял, что он особенный. Куда особеннее каждого из нас.

— Да при чём здесь это?.. Он же всё равно всего лишь ребёнок…

— Это да. Такой же ребёнок, каким когда-то была ты. Как каким-то когда-то был я. Даже его особенность не позволила ему всё изменить и спасти тех детей.

— Потому что это невозможно…

— Да. Мы с Загом пришли к тому же мнению. Наверное, это просто никому не под силу, раз даже такой необычный ребёнок не справился.

Девушка внимательно, молча вслушивалась в его слова, пытаясь понять, к чему он клонит. Но те предположения, что уже были в её голове, ей совсем не нравились.

— Я очень долго размышлял об этом, — продолжал парень, — но сколько бы не думал — всегда приходил к ответу, что это действительно невозможно. Но знаешь… час назад моё мнение полностью изменилось. Я всего лишь слегка направил этого паренька, а он мне показал нечто невероятное. И тут меня осенило. Если совместить таланты этого мальчишки и правильные мысли, вложенные в его голову, то, вероятно, у нас впервые за несколько веков беспрерывной борьбы с культистами появиться реальный шанс покончить с этим. У нас появиться реальный шанс победить. Иначе говоря, ему нужен лишь тот, кто подтолкнёт его на верный путь.

— Дин… — с тяжестью произнесла она его имя, пытаясь не столько осмыслить, сколько принять за действительно то, что он только что произнёс, — ты что, хочешь вырастить из этого мальчика убийцу?

— Убийцу? Нет конечно.

— Тогда…

— Я хочу вырастить из него охотника за культистами, что будет для них самым страшным кошмаром.

Глава 19

Проснулся я… от боли в теле.

Рассвет ещё не успел наступить, а всё моё тело уже изнемогало от боли до слёз в глазах. Болело же у меня, по ощущением, именно что ВСË тело. Опять же по моим поверхностным ощущениям, у меня в тот момент времени вовсе не было такой части тела, которая не ныла бы от ужасной боли.

Правда, всё равно были места, что куда сильнее других выделялись своей невозможной, нестерпимой болью.

И это, конечно же… руки и спина.

Было бы, разумеется, странно полагать, что тело, пускай и натренированного, но всё же восьмилетнего ребёнка справиться с такой нагрузкой, какой я его подверг этой ночью, но всё же… меня что-то будто бы прямо изнутри ломало, не прекращая и на секунду.

Терпеть это было попросту невозможно. Я пытался. Правда, пытался.

Сначала провёл несколько попыток заснуть, но все они были одинаково безуспешны — о чём тут вообще можно говорить, когда я даже лечь головой на руку не могу из-за душераздирающей боли, что в миг расходиться по всему остальному телу?

Осознав, что это бесполезно и доставляет мне лишь очередную порцию боли, а никак не помогает мне, я кое-как, пошатываясь и кряхтя от боли аки какой-то старик, встал на ноги и принялся думать, чем мне заняться, чтобы отвлечься. Это должно было быть что-то такое, что не касалось магии, которой я не мог пользоваться из-за всё ещё надетого на мне браслета, а так же это должно было быть что-то одиночное, чтобы ни взрослые, ни дети не видели меня в таком состоянии, ибо это вызовет лишние вопросы и исходящие из них проблемы. Ну и разумеется, вместе с этим так же исключаем отсюда и занятия с любой физической нагрузкой.

Думал я, думал, ходил кругами как идиот какой-то, а по итогу… так ничего и не придумал.

Не знаю, то ли такого занятия не существует, которое соответствовало бы всем трём установленным требованиям и было бы при этом полезно, то ли я из-за непрекращающейся боли не мог нормально сосредоточиться и придумать хоть что-то стоящее.

В результате же… я сдался.

Отошёл к ближайшему дереву и сев, облокотившись на него, стал дожидаться рассвета, при этом медленно, от нечего делать, перебирая и ломая небольшие сухие веточки с листочками.

И на удивление, мне это помогало.

По началу я просто смог каким-то чудом отвлечься от вечно пробирающей всё моё тело боли, а чуть позже так же, помимо этого, я даже смог расслабиться и словить некий дзен — по крайней мере, в том понимании, в котором лично я представляю это состояние. На деле же, вполне вероятно, я может был крайне далёк от этого. Но меня это в тот момент не то чтобы мало заботило — меня это вовсе не заботило.

Я просто был рад, что хотя бы на время забыл о боли, проблемах и жестоко разбившихся мечтах о новом для меня, уютном мире, что оказался, мягко говоря, далеко не таким уж дружелюбным, как я надеялся.

Вот так я, расслабившись, и просидел какое-то время под деревом, наблюдая, как первые солнечные лучи начинают пробивать кроны деревьев, чувствуя, как меня обдувает лёгкий ветерок, и вдыхая столь приятный запах ещё нетронутой цивилизацией природы.

Спустя некоторое время после восхода всех трёх местных солнц, взрослые стали будить детей, помогая им умыться и направляя к котлу, в котором, судя по всему, только-только приготовился какой-то суп.

Стоило же одному из них разбудить розоволосую девочку, как та, проморгавшись и протерев глаза, не найдя меня поблизости, сразу же забеспокоившись, начала озираться по сторонам с крайне встревоженным видом. Но вот прошло пару секунд и она заметила меня, после чего она слегка выдохнула и поднявшись, даже не отряхиваясь и не умываясь, направилась ко мне. Подойдя же, она, ничего не сказав, села, облокотившись спиной на дерево и прижав к себе колени.

Просидели мы так лишь порядка пяти минут. По их истечению к нам подошла Нэнси и слегка наклонившись вперёд, сказала:

— Пойдёмте к остальным. Пора завтракать и отправляться дальше.

Первое же, что бросилось мне в глаза, — это отсутствие в ней привычного ей… оптимизма, что ль…

Нет, она, конечно же, улыбалась всё так же ярко, как и обычно, но сейчас мне почему-то казалось, что это всё… ненастоящее. Что её улыбка… что её вечно окружающая аура заботы и доброты… Всё это фальшь.

Вроде бы, внешне всё это точно такое же, как и всегда, но при этом всё равно что-то внутри меня отчётливо трубило о том, что ничего из этого на самом деле не было таким, как обычно.

Конечно же, я не