Журнал «Парус» №71, 2019 г. - Геннадий Петрович Авласенко

Возвратившись в отряд, мы снова доложили о нашем разговоре, но теперь уже сказали, что видели комбрига. Цимай и немцы вели себя спокойно. Они ещё не подозревали, что мы не собираемся им служить, а хотим весь отряд увести к партизанам. После доклада мы с Петром ушли к себе в палатку. Надо признаться, что мы успокоились и стали вести себя беспечно, а Цимай и немцы, в свою очередь, установили за нами слежку и у нашей палатки поставили своего доверенного, который подслушивал наши разговоры.

Мы немного отдохнули, полежав в палатке, а потом пошли в лес, где у нас было условное место для сбора с единомышленниками и, только мы там собрались, как услышали неподалёку винтовочный выстрел. Мы насторожились, отошли в сторону, и тут увидели, как из кустов в нашу сторону бежит человек с винтовкой. Это был рядовой из нашего отряда. Петро остановил его, и тот сказал нам: «Так что ж, товарищи, сами собираетесь к нашим перейти, а мне не говорите? Вот я сейчас прихлопнул провокатора по фамилии Маркин, который за вами всё время следил, а вы, как слепые котята, даже охрану не выставляете. Он сегодня мне сказал: дай бог отсюда выбраться, и я их сдам. Будет им вместо “дубового листа” берёзовый крест. И я его убил, но не знаю, успел он доложить немцам и Цимаю или нет. Так что будьте начеку».

Ночью мы с Петром спали по очереди: один спит, а другой дежурит, чтобы не взяли сонных врасплох и чтобы лагерь не всполошить. Утром узнали, что нас всю ночь охраняли и наши товарищи – восемь человек парами дежурили вблизи нашей палатки. Мы позавтракали, зашли в палатку к капитану Цимаю и от него пошли на связь. Комбриг сказал нам, что Москва разрешила ему поступать с нами по его усмотрению и спросил: «Ну, что, хлопцы, у меня останетесь или в регулярную армию пойдёте?». Мы решили остаться в бригаде.

С комбригом ещё раз обговорили план действий, по которому назавтра приведём к нему командиров – им комбриг якобы хочет указать путь следования отряда. На самом деле мы разработали с ним план перехода нашего отряда на сторону партизан. Цимая и немцев при возможности собирались взять живыми, а тех, кто окажет сопротивление – физически уничтожить.

В отряд мы возвратились в полдень. После обеда пошли в свою палатку и легли отдохнуть. Душевные силы были на пределе, нам нельзя было сорваться, проговорившись словом или случайно выдать себя эмоциями. Уже год я жил как в аду и сейчас не имел права сорваться – должен дойти до конца и конец этот должен стать счастливым. Нашу палатку опять охраняли ребята. И за них я тоже чувствовал ответственность. Ведь они так же, как и я, попали в жизненный переплёт не по своей воле.

Только мы уснули, как к нам в палатку прибежал наш товарищ и сказал, что немцы приказали всем строиться: «Берите автоматы и будьте настороже. Один из пулемётчиков останется у пулемёта, а мы возьмём винтовки». Мы с Петром быстро собрались и пришли на место сбора. Уже почти все были на месте, мы тоже стали в строй. Перед строем выступил гауптман и через переводчика стал читать радиограмму, в которой говорилось, что за хорошую службу перед германским народом и великим Рейхом, за связь с партизанами в пользу немецкого командования наградить орденом «Дубового листа» солдат русской освободительной армии Голокоза Петра и Бухальского Николая, а после завершения операции предоставить им месячный отпуск.

После чтения радиограммы Цимай вместе с немцами подошли и поздравили нас с наградой, затем строй распустили, а капитан пригласил нас к себе в палатку. Он напыщенно сказал нам: «Вот видите, ребята, как немецкое командование умеет ценить вашу трудную и нужную работу. После войны, а она скоро закончится, вы сможете переехать жить в Германию – хоть в Берлин, хоть в любой другой город, – и везде вам будет почёт и уважение». Потом как бы между прочим спросил: «А вы случайно не знаете, кто убил Маркина?». Я сказал: «А откуда нам знать, он вроде неплохой парень был». Капитан на это ничего не сказал и отпустил нас.

Вечером вместе с немцами они разработали план по захвату в плен комбрига Захарова. На задание должна будет идти группа из сорока человек под командованием фельдфебеля Штаубера, а сопровождать Штаубера будут лейтенант Поросёнков и рядовой Татаринов. Татаринов и по национальности был из крымских татар. Оба были преданы немцам и ещё в Германии, по рассказам солагерников, отличались особой жестокостью и злобой. Они ненавидели Советский Союз и рассчитывали получить от немцев власть и деньги.

Выдвинулись мы рано. До места встречи нужно было идти километров шесть или семь. В восемь утра нас должен был встретить комбриг. По пути к месту встречи нужно было переходить большую поляну. Мы все шли пешком, а Штаубер и сопровождающие его Поросёнков и Татаринов ехали на лошадях. Когда мы приблизились к поляне, немец спешился и мы пошли к месту встречи втроём. Другие остались ждать. Когда пришли на место встречи, комбрига ещё не было. Через некоторое время он появился. Мы немного поморочили голову немцу, делая вид, что договариваемся, потом я не выдержал и сказал: «Ну хватит голову морочить!» – и, так как сидел возле немца с правой стороны, схватил его руками за горло, свалив, начал душить. Мне на помощь бросился Петро, а потом и партизаны. Его обезоружили, связали назад руки, а в рот воткнули кляп.

Комбриг мне сказал: «Беги, Василий, приведи лошадей, а то я сильно натёр ноги и идти не могу». Я сорвался с места и побежал туда, где стояли лошади. Прибежав, сказал лейтенанту: «Фельдфебель приказал мне привести ему лошадь. Наши ребята уже там и командира бригады взяли, пусть со мной едет Татаринов». Поросёнков сказал коноводу: «Езжайте». Мы взяли всех трёх лошадей и помчались во весь опор через поляну. Когда мы туда прискакали, то там был только один партизан, которого оставили предупредить, что другие ушли на базу. С командиром бригады пришёл отряд Погорелова Алексея Алексеевича, в котором насчитывалось более тысячи человек. Коновод Татаринов был предан немцам, и я его боялся, потому как только он догадается о происшедшем, сразу постарается меня убить. И я, не дожидаясь пока он это сделает, срезал его автоматной очередью.

Забрав лошадей, поскакал назад, в лагерь, но когда уже оставалось метров сто, из кустов по мне из пистолета выстрелил лейтенант Поросёнков. Лошадь подо мной