Кампанелла - Евгений Викторович Старшов

Мором. Тот хоть и окончил жизнь на плахе за свои убеждения, однако творил, будучи почитаемым вельможей, также имея досуг и возможность. Поэтому первая часть «Утопии» – развернутая и желчная критика современной Мору Англии. На это у Кампанеллы не было ни времени, ни сил: он должен был дать позитивную картину своего учения, и критические моменты в нем редки, хотя и присутствуют (как известный фрагмент о Неаполе, приведенный в начале 3-й главы нашей книги). С Мором в каком отношении легче, нежели с Платоном: там сравнивать надо лишь конкретно с его «Утопией», положившей начало таким жанрам, как утопия, затем, соответственно, антиутопия, а также учению утопического социализма. Причем, что важно, Мор «строил» свое произведение на тех же диалогах Платона.

Поэтому неудивительно, что завязка «Города Солнца» близка одновременно и «Утопии» Мора, и легендам Платона об Атлантиде. Город Солнца Кампанеллы находится «где-то» за пределами привычного европейцам мира, в частности, недалеко от Цейлона (Тапробаны, куда «заплывал» и Рафаил Гиплодей из «Утопии»). «Невесть где» и Платонова Атлантида, и Морова «Утопия» – дословно с греческого: «Место, которого нет», федерация из 54 городов на странном острове. Вернувшийся из тех далеких краев генуэзский мореплаватель рассказывает собеседнику, играющему роль чистого статиста (а это нередко встречается и у Платона), о соляриях и их справедливом государстве. Характерно, однако, что Платон, «создавая» идеальное государство, от этого приема отказывается, и вот как это объясняет российский историк Д. В. Панченко: «Платон хочет оживить идеальное государство. Но как это сделать? Придумать для него особое пространство, вымышленную страну с вымышленными соседями? Так можно поступить в эпоху географических открытий, и так поступят не только Мор и Кампанелла, но еще в древности Евгемер и Ямбул. Платону это едва ли подходило. Плаваний с исследовательскими целями в его время не предпринималось, требовался между тем рассказчик, внушающий почтение и доверие. Малограмотный матрос или торговец, стяжатель по своей натуре, не могли быть выбраны Платоном для этой роли (здесь автор находится в сильном, но глубоко укоренившемся заблуждении касательно истинных участников утопического диалога Кампанеллы (об этом ниже). – Е. С.). Как бы то ни было, достаточно того факта, что он захотел увидеть идеальное государство воплощенным в родной Аттике».

Вопрос об истинных участниках диалога Т. Кампанеллы «Город Солнца» далеко не прост, и его исследование оказалось своеобразным и весьма занятным расследованием. В классическом советском переводе Ф. А. Петровского 1934 года они представлены как Мореход и Гостинник, причем когда второй из этих персонажей представляется читателям впервые, при нем еще имеется эпитет «Главный». В изданиях всех последующих лет, вплоть до новейших, в этом отношении никаких изменений нет.

Вопрос об аутентичности этих персонажей перевода тексту Кампанеллы возник практически случайно, когда в английском варианте (перевод Томаса Холидея, 1885) разговаривавшие были представлены как Великий Магистр Рыцарей-Госпитальеров и генуэзский Морской Капитан. Следует обратить особое внимание на то, что не только «гостинник» повышен в своем ранге, но и «мореход», к которому мы вернемся позже. То же – в переводе француженки Луизы Коле: участники Великий Магистр Госпитальеров и «капитан генуэзского судна, его гость» (1844). Оставалось справиться непосредственно с оригиналами, представленными на двух языках – латинском и итальянском. Современное итальянское римское издание (1995) предлагает нам Госпитальтера (Ospitalario) и некую фантазию в виде Генуэзского кормчего Колумба (Genovese Nocchiero del Colombo), к этому мы еще ненадолго вернемся впоследствии (впрочем, это не единичный курьез: это же воспроизводит в своей работе 2008 года Ж. Делюмо, и тогда весьма интересно, опирался ли он на это издание, либо же оба они восходят к некоему прототипу, не обнаруженному нами). В итальянском издании (1850) собеседники представлены как Великий Магистр Госпитальеров (Il Gran Maestro degli Ospitalieri) и – очередное повышение собеседника! – Генуэзский Адмирал, его гость (Un Ammiraglio Genovese di lui ospite). На издании помета: переведено с латыни. Поэтому обращаемся к первому изданию «Города Солнца» – франкфуртскому, 1623 года. Там – Великий Госпитальер (Hospitalarius Magnus) и Главный Генуэзский Мореплаватель, или Глава Генуэзских Моряков (Nautarum Gubernator Genuensis). От этого и будем отталкиваться, поскольку подлинный текст Кампанеллы опровергает не только советский вариант перевода, но и, как будет показано дальше, сторонников наименования одного из собеседников Великим Магистром.

Причина решения Ф. А. Петровского «разжаловать» участников философского диалога проста и очевидна: не пристало Кампанелле, монаху-бунтарю, представлять в своем главном (для советской читательской аудитории) произведении, социальной утопии людей, что называется, классово чуждых. Обращение к дореволюционному русскому переводу («Государство Солнца» А. Г. Генкеля) подтверждает подмену: там действуют «Гроссмейстер ордена госпиталитов» и «Генуэзский капитан», равно как и в исследовательской работе А. Шеллера-Михайлова.

Откуда взялся «гостинник» – объяснимо. Одной из главных задач Ордена иоаннитов (госпитальеров) кроме вооруженной борьбы с мусульманами была забота о паломниках и вообще всех больных, они повсюду, где могли, устраивали госпитали, образцы которых сохранились на Родосе и Мальте (госпиталь в Константинополе был уничтожен вместе с пациентами во время антилатинского восстания 1183 года). Особо знамениты были иоаннитские госпитали своими хирургами. Соответствующие чины наблюдали за наличием лекарств, больных окружал целый штат сиделок, а кормили их на серебряной посуде (!) курятиной, хлебом и вином. Каждое утро капеллан служил мессу, на которой присутствовали и причащались больные; кроме того, каждый новоприбывший пациент был обязан написать завещание в присутствии капеллана, пользуясь в случае неграмотности госпитальным писцом. С другой стороны, пациентам было запрещено играть в карты и в кости и читать книги нехристианского содержания. Для состоятельных пациентов на Родосе имелся отдельный госпиталь святой Екатерины с отдельными палатами, помимо общих старого и нового госпитатей. При иоаннитском госпитале трижды в неделю 30 нищих получали пищу и вино, во время Великого поста каждую субботу 13 нищих получали одежду и немного денег. Вообще благотворительность основательно и органично входила в госпитальное дело иоаннитов: присмотр за вдовами, сиротами и нищими, которых орденские чины несколько высокопарно называли своими господами. Безденежным невестам на свадьбу выдавался дар от ордена, освобождаемый из заключения преступник получал 12 денье, чтобы ему было на что начать новую жизнь. Специально назначенный орденом человек надзирал над мастерскими, в которых чинили старую обувь и одежду для последующей раздачи нищим. Также при госпитале воспитывали сирот. Ведал всем этим один из семи (впоследствии – восьми) орденских «столпов», то есть высших чинов после магистра. Наименование его должности мы пока не будем называть, чтобы сохранить интригу.

Вот какие аргументы приводит Ф. А. Петровский в пользу замены Великого магистра госпитальеров на своего «гостинника»: «Беседа происходит между заезжим моряком-генуэзцем (Nautarum gubernator Genuensis hospes) и заведующим монастырским странноприимным домом (Hospitalarius magnus). Наименование собеседника генуэзского моряка (Hospitalarius magnus) вряд ли может означать “великого магистра ордена госпитальеров” (как полагает А. Л. Саккетти), так как такое важное лицо едва ли стало бы беседовать с рядовым моряком. В итальянском тексте