Преодоление искусства. Избранные тексты - Лазарь Маркович Лисицкий

нас с Францией были трудные взаимоотношения. Дягилев выхлопотал визу Маяковскому, он его всюду там водил[245]. Маяковский тосковал по Брикам, каждый вечер посылал письма и телеграммы, неизменно подписываясь «Щен».

Познакомился с ним я в период его работы в РОСТА[246]. Пришел вместе с голландцем Янсоном и французом Россмель. Было прохладно, ели картошку в мундирах.

Рядом были общежития Вхутемаса. В РОСТ дни и ночи работа кипела, не спали.

На выступлениях его бывал еще раньше. Помню <19>15–<19>16 годы. «Облако в штанах» – чтение. Каменский, Бурлюк. Нам, посвященным, говорили, что эта поэма имеет еще название «Тринадцатый апостол».

Помню, между Февралем и Октябрем в политехнической аудитории черт знает что творилось. Выбирали короля поэтов[247]. Маяковский был костюмирован. Кепка, галстук, сшитый из желтых и черных прямоугольников длиной 2-х метров, тащился по полу. Очень сильно напудрено лицо, глаза воспалены. Худой, дерзкий, но чувствуется, что волнуется. Бурлюк с лорнетом. Каменский с серебряным локоном и в парчовой блузе. Публика демократическая.

Кричали В. В.: «Снимите шапку». Он объясняет – шапка для действия – его антураж.

Конкурировал Игорь Северянин. Кричали сторонники Маяковского и поклонники Северянина. При голосовании Северянин получил голосов больше. Тогда ему преподнесли гигантский лавровый венок, сквозь который пролезала голова. Северянин даже отвел его.

Крик сторонников Маяковского перешел в рев. Маяковский вскакивает на стол, становится как буква X и успокаивает кричащих поднятием руки.

Так это приятно вспоминать, и подобное ни про какую величину не вспомнишь.

В <19>19–<19>20 годы он читал в этой же аудитории «150 миллионов».

Зал был переполнен до отказа. Холодно. Он одет в полушубок до колен, шапка-малороссийка.

Чтение его – концерт. Всю поэму читал на память. Каждую часть в ином стиле: то торжественно гремел, то трактовал как оперетку (часть, где говорится про Шаляпина).

Помню, что и тогда были противники, пробовавшие выражать протест. Один, например, сидел боком к эстраде и демонстративно глядел в газету, хотя было явно, что он слушал Маяковского. Всегда зал делился «за» и «против». Всегда была боевая атмосфера. Но при этом сколько бы ни было нападок – непонимающих не было. Спорили, но понимали. Старики – защитники «классического» считали, что всё творчество Маяковского – набор слов.

Во время забастовки горняков в Англии (1926) в помещении Театра Революции был вечер поэтов в пользу бастующих. Прочтя на афише среди множества имен фамилию Маяковского, я решил пойти на вечер[248].

На сцене находились рапповцы во главе с Авербахом[249], Безыменский председательствовал[250]. Из Донбасса выступал какой-то поэт в кожаной тужурке, из лефовцев – Асеев, Кирсанов. Сельвинский вышел в сапогах и пел из «Улялаевщины» – «Ехалы казаки»[251]. Я про него подумал: «Самородок из низов». Аудитория стала волноваться. Время близилось к 12 – Маяковского все нет – зал явно ожидал именно его выступления. Безыменский не выступал – видимо желая выступить после Маяковского. Наконец публика стала требовать: «Маяковского! Маяковского!»

Вдруг является он. Идет из глубины сцены. Одет в костюм от лучшего лондонского портного, чистенькая рубашка, волосы напомажены. Он с пренебрежением взглянул в ту сторону, где сидели Авербах и пр. И обратился к публике: «Простите меня, что я опоздал – был в МК»[252]. Причина была явно уважительная. Он читает «Домой»[253]. Слова бросал, иногда с насмешкой взглядывая на Авербаха, Родова, а те, поеживаясь, старались изобразить свое небрежение – мол простим этому чудаку такие шутки. Когда В. В. дошел до слов о Сталине[254] – зал был наэлектризован. Безыменского после этого уже не слушали.

В 1927 году мне позвонили из Госиздата и попросили сделать обложку для книги Маяковского. Называлась она «25 октября 1917 г.» Я сделал обложку.

Позвонили от Маяковского – название должно быть «Хорошо»[255]. Но в издательстве долго не соглашались. И даже из-за названия ему пришлось выдержать большой бой.

Гоголевский бул., д. 66 тел. Е-1–79–50

Печатается по изданию «ДЛЯ ГОЛОСА» Маяковского & Лисицкого: Комментированное издание к 100-летию шедевра конструктивизма / сост., коммент. и науч. ред. А.А. Россомахин. М.: Арт Волхонка, 2024. С. 101–108.

Публикация и комментарий А.А. Россомахина

Эль Лисицкий. «Давайте побольше танков, противотанковых ружей и орудий, самолетов, пушек, минометов, снарядов, пулеметов, винтовок! Всё для Фронта! Всё для Победы!» Плакат. 1941

Автобиография Рукопись. 1941

ОР ГТГ. Ф. 76. ЕД. ХР. 1

Родился в деревне Смоленской области в 1890 году. Вырос в Смоленске в семье деда, шапочных дел мастера. Там же в 1909 году окончил реальное училище. С 15 лет начал сам зарабатывать уроками и рисованием. Держал экзамен в Академию Художеств в Ленинграде, но, как еврей, из-за процентной нормы не был принят. Уехал учиться в Германию и в 1914 году окончил архитектурный факультет в Дармштадте. Изучал искусство, бродя по Европе, был в Париже. Летом 1912 года прошел свыше 1200 кил[ометров] пешком по Италии, рисуя и изучая.

В 1912 году впервые приняты мои работы на большую выставку в Ленинграде Художественно-артистической ассоциации.

С 1915 года живу в Москве, каждый год выставляю. Ранние работы «Воспоминания об Италии» приобретены коллекционерами и в Октябре национализированы для музейного фонда.

В 1916–1917 годах выставляю на выставках «Мир искусства», «Бубновый валет» и др.

С самого начала революции – член Художественней секции, образовавшейся при Московском Совете Р.К. и К. Депутатов. Первое знамя ВЦИКа было заказано мне, и 1 мая 1918 года. Совнарком нес его на Красной площади.

Позже я работал в ИЗО Наркомпроса.

С 1919 года – профессором в Высших Художественных мастерских в Витебске (бывшие наши ученики: Суетин, теперешний белорусский художник Юдовин и др.).

Выполняю работы для Политуправления Западного фронта (плакат «Клином красных бей белых» и пр.).

В 1922 году, при временном пребывании за границей, с писателем Эренбургом издаем художественный журнал «Вещь» (первое просоветское издание).

Участвую в организации первой советской художественной выставки 1922–1923 годов в Берлине и Амстердаме.

Работы мои приобретаются европейскими и американскими коллекционерами и музеями. «Альбертина» в Вене приобретает альбом автолитографий, Нью-Йоркский музей приобретает с советской выставки и др. В это время (1923) заболеваю туберкулезом легких.

С 1925 года я снова в Москве – профессором Вхутемаса по интерьеру и мебели на факультете по обработке дерева и металла.

С 1926 года начинаются мои крупные художественные работы как оформителя выставок. В этом году приглашен Комитетом Международной выставки живописи и скульптуры в Дрездене оформить зал современного искусства и для выполнения этой работы командируюсь ВОКСом за