Вещь и имя. Самое само - Алексей Федорович Лосев

пор мы будем изымать эти чуждые части? Если этот процесс где-нибудь остановится, то ясно, что тем самым мы и достигли того пункта нашего A, в котором оно уже абсолютно отлично ото всего другого. Если же этот процесс будет совершаться бесконечно, то мы рискуем уже при достаточном конечном количестве изъятий утерять самое A, поскольку всякая конечная величина когда-нибудь же должна исчерпаться после некоторого числа изъятий. Итак, или A абсолютно отлично от всякого не-A, или никакого A вообще не существует.

Попробуем рассуждать еще и так. Пусть в нашем A имеется часть a1, которая совпадает, отождествляется с каким-нибудь не-A. Спросим: в каком же отношении находится a1 ко всему A? Очевидно, оно или тождественно с ним, или отлично от него. Если оно тождественно с ним, тогда вся вещь A абсолютно неразличима в себе в смысле своего соотношения с не-A и вся она целиком продолжает быть абсолютно отличной от всякого не-A. Если же упомянутая часть a отлична от A, т.е. она есть не-A, то возникает вновь вопрос: целиком ли a отлично от A или частично? Если – целиком, то a не имеет никакого отношения ко всему A и его необходимо отбросить при суждениях об A. Если же – не целиком, то, очевидно, какая-то часть этой a, напр., a будет отличаться от всего A тем, что будет совпадать с тем или другим не-A. Тогда a – a будет совпадать с A, а a будет совершенно излишним элементом, не имеющим никакого отношения к A. И т.д., и т.д. Ясно каждому, что A абсолютно и целиком отлично от всякого не-A, или в поисках этих совпадающих с каким-нибудь не-A элементов мы должны уйти в дурную бесконечность. Значит, всякое A просто и абсолютно, независимо ни от каких своих частей, без всяких исключений, отлично от всякого не-A.

Другим способом можно рассуждать так. Пусть имеется какая-нибудь вещь, напр., человек Петр. Требуется доказать, что он абсолютно индивидуален и неповторим. Пусть в чем-нибудь он совпадает с другими людьми. Это совпадение или абсолютное, или частичное. Очевидно, абсолютно он может совпадать с другими не по своим чертам, свойственным ему во времени и пространстве, поскольку эти именно черты и заставили отличить его от других (время и место рождения, продолжительность и события жизни и т.д.), но только по чертам более общим, т.е. по своей принадлежности к общему роду, или по тому признаку, что он именно человек. Однако, Петр, Иван и Алексей совершенно в одинаковой мере суть человеки, и человечность не полагает между ними никакого индивидуального различия. Следовательно, то, в чем они тождественны, совершенно не индивидуально, а в том, в чем они индивидуальны, совершенно не тождественно, различно. Кроме того, «человечность», рассматриваемая сама по себе, тоже есть вполне индивидуальное понятие, несводимое ни на что другое. И если оно совпадает с какими-нибудь другими понятиями, то опять-таки по принадлежности к более общему роду, напр., к «живому». Действительно, в смысле «жизни» или «живости» человек и червяк есть одно и то же. Так же и «живое» есть опять-таки несводимое ни на что другое индивидуальное понятие, могущее совпадать с другими понятиями только в еще более общих родах (напр., в «существовании», в «бытии»). Словом, везде и всюду перед нами несводимая ни на что абсолютная индивидуальность, – правда, самой разнообразной степени общности.

c) Но если все абсолютно индивидуально, то делается ясным и наш второй тезис – о несравнимости ничего ни с чем в абсолютном смысле. Сравнивать вещи и даже вообще сопоставлять можно в обычном смысле только тогда, когда у них есть что-нибудь общее. Но, самое главное, это-то общее как раз для них нехарактерно. Когда мы сравниваем одно с другим, мы, во-первых, фиксируем то общее, в чем они тождественны, и, во-вторых, то абсолютно различное, что их и отличает одно от другого. Но попробуем отбросить общее и оставить в сравниваемых вещах как раз то самое, что не есть общее, а есть их частное, индивидуальное свойство, и – мы потеряем возможность их сравнивать и сопоставлять. А мы ищем именно индивидуальное в вещах, то, что в них есть характерного и своеобразного. Тут же, оказывается, невозможно никакое сравнение и никакое сопоставление. Если есть какой-нибудь Иван, если есть какой-нибудь тюльпан, если есть какой-нибудь башмак или веник, то необходимо заранее, без всякого конкретного рассмотрения этих людей и вещей сказать: нет, никогда не было, нет и не будет еще другого такого же точно Ивана, такого же точно тюльпана, такого же точно башмака или веника. Совпадать между собой вещи могут сколько угодно. Но уже самый вопрос о совпадении предполагает индивидуальные различия, т.е. несовпадения, совпадающего.

d) Спросим себя теперь: как же можно выразить вещь, если ее нельзя ни с чем сопоставить? Как можно мыслить вещь, если она ускользает от всякого соотнесения со всякой другой вещью? Можно ли выражать что-нибудь, не вынося его наружу, и можно ли мыслить что-нибудь, не сопоставляя его ни с чем?

Так из того, что вещь A есть именно вещь A, из того, что Иван есть именно Иван, сейчас же вытекает то, что Иван вовсе не есть Иван, что Иван невыразим и неименуем и что совсем нет никакого Ивана. Этим не отрицается существование Ивана. Но что он существует, это знают все. А то, что он в то же время вовсе не есть Иван и даже вовсе не существует, этого не знает никто. Но философ это знает.

4. Я, мир и Бог также не суть их собственные признаки

Усвоивши себе эту позицию, мы приходим к выводам весьма странным и, может быть, даже страшным. Где же окружающие нас вещи, где самый мир, где мы, где я, где мое собственное Я? Мысль изнемогает в поисках этих предметов и вещей и – все-таки ровно ничего не находит.

1.

a) Я задаю себе вопрос: что такое я, мое собственное Я, где оно, чем оно отличается от всего другого? Я вижу мои руки, ноги, голову – есть ли это мое Я? Нет, рука – моя, но не само мое Я, как равно она – белая, но не сама белизна, круглая – но не сам круг. То же и о ноге, и о голове. То же и обо всем теле. Тело – мое, но оно – не само Я. Что же еще есть во мне, кроме тела? Во мне есть сознание и бесконечность видов переживаний. Суть