Эволюционер из трущоб. Том 11 - Антон Панарин

class="p1">Войдя внутрь, я слегка растерялся. Передо мной извивалась длинная очередь из явно раздражённых аристократов. Кто-то переговаривался полушёпотом, кто-то нервно переступал с ноги на ногу, бросая злые взгляды на нерасторопных чиновников.

— Эй, ты куда прёшь? В конец очереди топай, чёртов сопляк! — грубо рявкнул на меня толстый красномордый мужчина в дорогом костюме. — Я уже пару дней жду, пока меня примут. Безобразие какое-то…

Я безразлично посмотрел на толстяка, а тот принял это за оскорбление.

— Тебя, я вижу, совсем не учили манерам, ну так я тебя… — начал было толстый, закатывая рукава, но тут вмешался стоящий рядом молодой аристократ с испуганным лицом.

Он быстро схватил наглеца за плечо и зашипел:

— Замолчите сейчас же! Вы что, не узнали молодого графа? Это же Черчесов Михаил Даниилович!

Толстяк резко побледнел, его глаза широко распахнулись, рот задвигался, пытаясь подобрать слова.

— П-п-простите… извините, п-п-пожалуйста, ваше сиятельство… Не признал сразу… — быстро пробормотал толстяк, кланяясь так низко, что едва не врезался лбом в пол.

Я улыбнулся, положив руку на плечо борова, заставил его поднять глаза на меня, а после с мягкой, почти дружелюбной интонацией произнёс:

— Ну конечно, я готов вас простить. Но… для этого придётся выполнить одно небольшое условие.

— Всё что угодно, граф! — быстро проговорил толстяк, почтительно склонив голову.

— Встаньте в конец очереди и не отсвечивайте, — стальным тоном произнёс я, чтобы услышали все окружающие. — Это будет самым достойным проявлением вашего уважения.

Толстяк на мгновение застыл, словно поражённый громом, но молодой аристо уже отчаянно толкал его в бок, кивая и бормоча:

— Немедленно выполним, ваше сиятельство. Простите ещё раз за недоразумение!

Я удовлетворённо кивнул, наблюдая, как они, продолжая извиняться и кланяться, поспешно ретировались в конец очереди под тихий смех окружающих аристократов. Кто-то одобрительно кивнул мне, кто-то уважительно поклонился. Я же, игнорируя очередь, направился к чиновничьему кабинету.

А что такого? У меня нет времени стоять в очередях, опять-таки эти граждане живут на моей земле и получают весьма серьёзные скидки на покупку продовольствия. В конце концов, я сражаюсь за их жизни каждый день. Могу ведь я в кои-то веки не стоять в чёртовой очереди?

Я толкнул дверь кабинета, ожидая увидеть привычную картину Имперского бюрократа. Строгого и надменного чиновника, возможно, даже в мундире с гербами и наградами. Но за столом сидела седая старуха, одетая в потертое серое платье и очки с толстыми линзами, поверх которых она смотрела на меня с явным недовольством.

— Чаво вам? — хмуро спросила она деревенским говором, словно я отвлёк её от крайне важного дела.

Не желая вступать в долгие дискуссии, я положил на стол толстую папку с документами. С недовольным выражением лица старуха стала изучать материалы. Смотрела на фотографии разрушений, читала слова свидетелей, даже воткнула флешку в ноутбук и посмотрела видеозаписи, на которых был запечатлён момент штурма одного из утраченных городов.

— Я хочу объявить войну графу Малышеву, — сказал я твёрдо и ровно, стараясь звучать максимально уверенно.

В кабинете мгновенно повисла тишина, густая и давящая, словно я произнёс что-то абсолютно неприемлемое. Я отчётливо услышал, как за моей спиной в коридоре начали испуганно переговариваться аристократы, которые явно подслушивали разговор. Старуха тяжело и меланхолично вздохнула, покачала головой и сказала тихо, словно обращаясь сама к себе:

— Опять молодость лезет в петлю и тянет нас за собой…

Она медленно, с раздражением, достала из ящика стола несколько листов бумаги и протянула их мне, ткнув пальцем в две графы.

— Вот тута подпись поставьте, и вот тута.

Я быстро расписался в указанных местах, чувствуя, как нетерпение и раздражение снова начинают одолевать меня.

— И как долго ждать согласования? — спросил я.

Старуха пожала плечами и, не глядя на меня, начала перебирать бумаги:

— Минимум неделю. Ждите.

Захотелось рявкнуть на неё, чтобы ускорить процесс, но я понимал, что бабка — лишь винтик в громоздком бюрократическом механизме. И всё же, неделя! За это время Малышев захватит половину графства, если не больше.

— Благодарю, — сухо сказал я, с трудом сохраняя внешнее спокойствие, и вышел из кабинета.

В коридоре мгновенно стало тихо. Аристократы замерли, глядя на меня широко раскрытыми глазами, словно я был призраком, явившимся с того света. Я не удостоил их вниманием, прошёл мимо и вышел на улицу. Там я глубоко вздохнул, чувствуя, как злость медленно затухает, сменяясь холодной решимостью. Мне не оставили выбора. Если бюрократия решила играть со мной в медлительность, я сыграю в свою игру.

— Неделя, — тихо проговорил я себе под нос, доставая телепортационную костяшку. — Через неделю всё закончится.

Вспышка синего света, и я уже стою на знакомых улицах Кунгура. Время начинать подготовку к войне.

* * *

Пять дней спустя.

Тюмень. Имение графа Малышева.

Сергей Алексеевич сидел за просторным обеденным столом в окружении дочерей. Светловолосые красавицы с любопытными глазами не сводили с отца взгляда. Он был их лучшим другом, опорой, защитой, надеждой, да и матерью тоже.

В руках Сергей Алексеевич держал свежий доклад, доставленный гонцом. Не спеша, с удовольствием, Малышев вчитывался в каждое слово. Его лицо сияло радостью, а губы сами собой расплылись в широкой улыбке. Сергей Алексеевич удовлетворённо погладил свои густые усы и, не удержавшись, слегка усмехнулся.

— Папуль, случилось что-то хорошее? — спросила старшая дочь, с интересом глядя на отца.

Малышев погладил доклад кончиками пальцев, словно тот был дорогой семейной реликвией, и произнёс:

— Радуюсь тому, дорогие мои, что сын Черчесова оказался гораздо трусливее своего покойного отца, — спокойно ответил граф, в глазах его играла насмешка. — Нет в нём той природной жёсткости, которая была у Даниила. Нет внутреннего стержня.

Младшая дочь с удивлением посмотрела на отца, её глаза загорелись интересом:

— Выходит, он жертва, да, папа?

Граф засмеялся, щёлкнув пальцем девочке по носу.

— Получается, он даже не жертва, милая моя. Он корм. Корм, благодаря которому ваше наследство станет гораздо богаче, а влияние нашего рода значительно возрастёт.

Девочки радостно переглянулись, захлопали в ладоши и, окружив отца, стали его просить:

— Папочка, расскажи нам ещё раз, как наши доблестные воины несут свободу и процветание в соседние земли! Это же так интересно!

Малышев с довольной улыбкой обнял дочерей за плечи, чувствуя гордость. В такие моменты он понимал, ради чего всё это делает. Не ради власти, не ради благополучия своего рода, а только ради будущего своих