Ананасы в шампанском - Игорь Северянин

может быть, лед…

Лети, моя тройка, летучей дорогой метели

Туда, где корабль свой волнистый готовит полет!

Топчи, моя тройка, анализ, рассудочность, чинность!

Дымись кружевным, пенно-пламенным белым огнем!

Зачем? Беззачемно! Мне сердце пьянит

                                                беспричинность!

Корабль отплывает куда-то. Я буду на нем!

Флакон иссякший

Среди опустевших флаконов,

Под пылью чуланного тлена,

Нашел я флакон Аткинсона,

В котором когда-то Вервэна…

Чья нежная белая шея

Лимонами благоухала?

Чья ручка, моряною вея,

Платочным батистом махала?

Духи́, мои светлые дýхи,

Иссякшие в скудной дороге!

Флаконы мучительно сухи,

А средства наполнить – убоги…

Но память! Она осиянна

Струей упоительно близкой

Любимых духов Мопассана,

Духов Генриетты Английской…

Слово безбрежное

Не надо наименованья

Тому, что названо давно…

Но лишь весеннее дыханье

Ворвется – властное – в окно,

Чей дух избегнет ликованья?

Чье сердце не упоено?

Весна! Ты выращена словом,

Которому душа тесна,

Зеленым, голубым, лиловым

Повсюду отображена.

Ты делаешь меня готовым

На невозможное, весна!

Виноград

В моей стране – столица Виноград,

Опутанная в терпком винограде.

Люблю смотреть на ягоды, в усладе

Сомлевшие, как полуталый град…

Разнообразен красочный наряд:

Лиловые, в вишневых тонах сзади,

И черные жемчужины, к ограде

Прильнувшие в кистях, за рядом ряд.

Над горными кудрявыми лесами,

Поработив счастливые места,

Две королевы – Страсть и Красота —

Воздвигли трон и развернули знамя.

Там девы с виноградными глазами

Подносят виноградные уста.

Привет за океан

М. К. Айзенштадту

Сегодня я грущу. Звучит минорнее

Обыкновенно радостная речка:

Вчера я получил из Калифорнии

Письмо от маленького человечка…

Он пишет: «Отзовитесь, если помните

Известного по Риге Вам собрата…»

Как позабыть, кто мог так мило скромничать,

Его, мечтательного Айзенштадта?

Со вздохом вспомнив остренькое личико,

Умение держаться деликатно,

Восторженность наивную язычника,

Я говорю: «Мне вспомнить Вас приятно.

Вам, птенчик мой взъерошенный и серенький,

Хочу всего, чего достичь Вы в силе,

Чтоб в механической, сухой Америке

Вы трепетной души не угасили…»

Песенка о настоящем

Веселую жизнь проводящим,

Живущим одним Настоящим,

   Я песенку эту пою…

Не думайте вовсе о завтра, —

Живите, как песенки автор,

   Сжигающий душу свою…

На свалку политику выбрось

И, ру́жья любого калибра

   Сломав, всем объятья раскрой,

Так думай, так действуй, так чувствуй,

Чтоб сердце изведало усталь

   От силы желаний порой!

Подумай, ведь только полвека

Отпущено на человека,

   Вся жизнь твоя – лет пятьдесят…

Заботами краткой не порти,

Живи, как проказливый чертик:

   Хвосты у чертей не висят!..

Так что же ты нос свой повесил?

Будь смел, будь находчив, будь весел,

   Бездумен, как ангел в раю…

Веселую жизнь проводящим,

Живущим одним Настоящим

   Я песенку эту пою!

Сколько раз!

Сколько раз бывало: – Эта! Эта!

Не иная. Вот она, мечта!

Но восторг весны сменяло лето,

И оказывалось – нет, не та…

Я не понимаю – в чём тут дело,

Только больно каждому из нас.

Ласково в глаза мои глядела,

Я любил ее мерцанье глаз…

Пусть недолго – все-таки родными

Были мы и счастье берегли,

И обычное любимой имя

Было лучшим именем земли!

А потом подруга уходила, —

Не уйти подруга не могла.

Фимиам навеяло кадило,

Струйки свеяла сырая мгла…

И глаза совсем иного цвета

Заменяли прежние глаза,

И опять казалось: Эта! эта!

В новой женщине всё было – за!

И опять цветы благоухали,

И другое имя в этот раз

Золотом сверкало на эмали,

Вознесенное в иконостас!

Подругам милым

У меня в каждой местности – в той, где я был, —

Есть приятельница молодая,

Та, кого восхитил грёз поэтовых пыл

И поэта строфа золотая.

Эти женщины помнят и любят меня,

Пишут изредка сёстрински-мягко,

И в громадном году нет ничтожного дня,

Чтобы жрец им не вспомнился Вакха.

Я телесно не связан почти ни с одной, —

Разве лаской руки, поцелуем, —

Но всегда стоит только остаться со мной,

Каждый близостью странной волнуем.

Я живу месяцами в лесах у озер,

На горах, на песках у залива.

Иногда же, расширить решив кругозор,

Я лечу по Европе шумливо.

И тогда, в каждом городе, – в том, где я был,

Как и в том, где когда-нибудь буду, —

Встречу ту, для кого я хоть чем-нибудь мил,

А такие – повсюду, повсюду!..

Ужас пустынь

Меж тем как неуклонно тает

Рать рыцарей минувших дней,

Небрежно-буйно подрастает

Порода новая… людей.

И те, кому теперь под тридцать,

Надежд отцовских не поймут:

Уж никогда не сговориться

С возникшими в эпоху смут.

И встреча с новой молодежью

Без милосердья, без святынь

Наполнит наше сердце дрожью

И жгучим ужасом пустынь…

Так