Дневник. 1941-1943 - Александр Мелентьевич Волков

руки. Шагает он нетвердо, но голос зычен и повелителен. На глазах синие очки, одет в красивый светлосерый костюм, два ордена на отвороте, поверх костюма легонькая достаточно поношенная синяя тужурка. Сидя в машине и дожидаясь завхоза, он мурлыкал, как большой старый кот, а иногда напевал сквозь зубы, без слов однообразную мелодию.

Ночью перевел два первых номера второй части оратории.

 17. Перевел еще шесть номеров оратории.

 18. Кончил переводить вторую часть оратории (два последних номера). Очень удачно вышел марш. Тема — о Сталине. По глубине характеристики вышло гораздо лучше подлинника.

Был у Гершф[ельда], хотел прочитать ему вторую часть, но он был занят, уходил из дома, отложили до завтра. Просил прислать ко мне Деляну с подстрочником и материалами для третьей части.

 19. Был у Гершф[ельда], читал ему вторую часть. Он пришел в восторг, выразил мнение, что Деляну придется переводить с моего текста на молдавский. С от'ездом ансамбля вопрос еще не решен, нет телефонной связи с Москвой.

 20. Ничего существенного.

 21. Опять был у Г[ершфельда]. Он разговаривал с Москвой. Его заявления обещали доложить секретарю ЦК (очевидно молдавского). Возможно, что ансамбль поедет через несколько дней. Г[ершфельд] твердо заявил, что возьмет нас с собой. Очень рассердился на Деляну, узнав, что я еще ничего не получил и через одного сотрудника передал Деляну такой приказ:

— Если он завтра утром не представит Волкову подстрочника к 3-ей части, пусть берет билет и едет куда хочет!

Вдобавок написал грозную записку.

Речь зашла о гимне, который он написал на конкурс. Г[ершфельд] выразил уверенность, что его работу не примут, и сказал, что хорошо бы иметь слова для написанной вещи, чтоб она не пропала. Я взял размер и вызвался написать.

Ночью сидел до трех часов (благо горело эл[ектриче]ство) и написал песню «Родина». Вышло очень удачно.

 22. Утром переписывал ораторию, когда пришел Деляну с извинениями. Принес все материалы по 3-ьей части и пролог. Просидели с ним часа полтора, я записывал ритмы. Надо в воскресенье работу над переводом закончить.

Был вечером у Г[ершфельда], снес «Родину». Он нашел стихи чудесными, гораздо лучше гимна, в замену которого она написана.

— Если бы у меня были раньше такие слова, я написал бы музыку гораздо лучше, — заявил он.

У него был аккордеон, он играл свою вещь и пел мои слова.

Сидел до 3 часов ночи, перевел несколько номеров из 3-ей части.

 23. Продолжал работу над переводом. Очень трудно переводить вещи, написанные без всякого ритма, где в каждой строчке свой размер, а в некоторых — никакого размера. Перевел несколько номеров, из них наиболее удачным считаю романс («Когда родных покинул и дом вблизи границы...»)

Был в Радиокомитете, просил Попову заготовить справку о моей работе, заходил к Герш[фельду], ничего нового. Долго сидел вечером, работа подвигается. Плохо лишь то, что начали болеть зубы.

 24. С утра засел за работу. Был Деляну, принес подстрочники для двух номеров. Читал ему то, что сделано из 3-ей части, он остался доволен.

Вечером работал только до 12 часов, помешала зубная боль. Но все же почти закончил 3-ью часть, остался лишь один номер.

 25. 3-ья часть закончена, сделан добавочный №2а, который раньше был пропущен. Это очень милый романс, который вышел весьма удачно («Ты стряхни с себя очарованье сна»).

Был у Г[ершфельда], все еще ничего определенного насчет от'езда в Москву, но есть надежда. Просил меня прийти на концерт «Дойны», он там прослушает 3-ью часть. Мы с Адиком пошли; чтение, правда, не состоялось, зато прослушали концерт.

После концерта я немного переводил, вдруг слышу:

«В 21 ч[ас] 30 м[инут] по радио будет передано важное сообщение....». Сидел, ломал себе голову, что это будет. Думал — Кривой Рог, т[ак] к[ак] наши войска вчера были от него в 10 к[ило]м[етрах]. Оказалось лучше: Днепропетровск и Днепродзержинск! Замечательная победа! А позавчера взят Мелитополь после упорных многодневных боев...

 26. Целый день переводил пролог и закончил только около 12 ч[асов] ночи, затем еще переписал его. Почитал газеты и лег спать в 3 часа ночи.

 27. Гершф[ельд] назначил чтение оратории в 3 часа. С утра я переписывал 2 и 3 части (1-ая переписана раньше), внес кой-какие поправки, словом, кончил работу к 2 часам и даже успел сшить рукопись. В 3 ч[аса] был у Г[ершфельда], оттуда пошли в оперный театр, где мне пришлось читать перевод перед хоровым коллективом (человек тридцать). Слушали очень внимательно, я читал с под'емом.

Перевод слушатели признали замечательным.

— Язык очень простой, но стихи звучат прекрасно, очень музыкальны, — говорили одни.

— Это прекрасный вклад в молдавское искусство, — заявили другие. — Надо выразить благодарность тт. Деляну и Волкову...

А один чистосердечно и простодушно заявил:

— Перевод звучит гораздо лучше, чем молдавский текст!

В отдельных разговорах со мной артисты опять очень хвалили перевод и говорили, что оратория будет иметь гораздо больший успех на русском языке, чем на молдавском, да, очевидно, она и будет больше исполняться по-русски, т[ак] к[ак] в Молдавии русский язык гораздо популярнее молдавского.

Г[ершфельд] предложил притти для денежных расчетов завтра утром, а Деляну выпросил у меня до этого времени рукопись.

Деляну восхищен моим переводом, особенно же ему нравится романс: «Ты стряхни с себя...» (Можно назвать его «Прощанье».)

— Если вы напишете хорошую музыку к нему, — сказал он Гершфельду, — то этот романс будет лучше «Вечера на рейде» и всех других в том же роде...

Я подарил ребятам Гершфельда «Волш[ебника] Из[умрудного] Города». Ребята и мать в восторге. Ребята тут же бросились рассматривать картинки.

Дома вечером отдыхал, читал «Вестн[ик] Иностр[анной] Литер[атуры].»

 28. Расчет за «Молдавию» оказался весьма скудным: всего 1500 р[ублей]! Оказывается, по тарифу полагается от 20 до 50% того, что получил автор, а Деляну уплачено 3000 р[ублей]. Материальные результаты работы мизерны, и все же я доволен, что ее сделал. Чувствуешь нравственное удовлетворение, перечитывая некоторые бесспорно хорошие вещи, вошедшие в ораторию. Впрочем, Г[ершфельд], чтобы меня компенсировать, приказал бухгалтеру Лангбарду заплатить мне за 3 песни 1500 р[ублей] («Прощанье бойца», «Баллада о Сергее Лазо», «Мы вернемся к тебе, Молдавия»). Но Лангбард воспротивился, заявив, что высшая плата за песню 300 р[ублей]. Я обещал написать еще две песни. За расчетом Ланг[бард] просил притти к нему завтра в вагон и составить договор.

Вернувшись домой, сидел он, как