Родить легко - Инна Мишукова

А мечта вернуться к велосипедам служила для него своего рода маячком, символом прежней, нормальной жизни. И Оксана поддержала мужа: разрешила уйти из наладчиков, пробовала устроить продавцом в веломагазин, где он мог бы поделиться своими знаниями и умениями в этой сфере. Пыталась спасти – как и чем могла. Только ничего не получалось, Лёша пил, пил и пил. Обещал, винился, клялся – и продолжал пить. Плакал, старался взять себя в руки. Но безуспешно.

Самопожертвование Оксаны привело к тому, что после года совместной жизни в их пустом, холодном жилище не осталось ничего – ни денег, ни вещей, ни продуктов. Забеременев, она ушла с работы, а Лёша не то что не зарабатывал, а с точностью до наоборот: втихаря тащил из дому всё что только можно. И в придачу у них сгорел автомобиль – естественно, незастрахованный.

Лёша не появлялся неделями, шляясь – и валяясь по канавам – в соседних посёлках, где за три копейки можно было купить какую-то спиртосодержащую бурду. Оксана иногда даже не пускала его домой, пытаясь следовать совету одного из психотерапевтов, которые тогда понадобились уже ей самой, – бороться с пьянством близкого путём ограничения доступа к месту проживания…

В один из редких (и последних) периодов Лёшиного просветления в виде целых двух недель без спиртного они приехали ко мне в гости, где сообщили радостную новость: «Мы беременны!» После затянувшейся паузы сестра спросила:

– Ты не рада?

А я ничего не могла сказать. Язык не поворачивался ответить утвердительно.

Потом она, уже в нашем с ней приватном общении, уверяла: «Да ты что! Лёша теперь точно перестанет пить! Для него это такое чудо, такое событие… Это его остановит».

Лёша действительно остановился – на пару месяцев, а потом продолжил. И перед родами всё стало совсем печально: вусмерть пивший, неделями бог знает где пропадавший Лёша, сильно беременная, уже не работавшая Оксана, голые стены, пустой холодильник и закопчённый остов сгоревшей машины…

Когда начались схватки, сестра опять взяла такси, приехала ко мне и родила – а скорее выдохнула, ещё легче, ещё быстрее, снова в ванне, – своего второго ребёнка. И вновь, в отличие от многих женщин, я не увидела в её родах ни боли, ни ужаса. Весь ужас для неё оставался там, снаружи. А роды на подобном фоне – такой пустяк…

В следующем декабре, через год после рождения сына, замечательно добрый и совершенно несчастный человек Алексей насмерть замёрз в какой-то подмосковной канаве, так и не придя в себя после очередного возлияния. До этого он недели две не появлялся дома, и Оксана уже даже не волновалась – ну пьёт и пьёт где-то, давно не новость. Девятого декабря она справила день рождения дочери, десятого съездила в морг на опознание найденного тела, а одиннадцатого отметила день рождения сына.

Выйдя замуж в третий раз за тихого, спокойного и непьющего интеллигентного человека, сестра так же быстро, легко (все роды от начала схваток до принятия мной ребёнка уложились в пятьдесят минут) и без какой-либо «боли» родила третьего. Но это уже – наконец-то! – счастливая история.

Считается, что для хороших родов у женщины должно быть всё хорошо и в плане сопутствующих условий: счастливый брак, любящий муж; всю беременность нужно смотреть романтические фильмы, слушать классическую музыку, наслаждаться видами природы и тому подобным, и в самих родах всем рядом полагается её любить – в общем, всё вокруг обязано пропитаться полным довольством и благополучием, представляя собой идиллически красивую картинку.

И я спросила тогда на конференции: что же делать, если у женщины ничего этого нет? А Молли Каллигер ответила, что история моей сестры невероятно показательна и поучительна с точки зрения того, что хорошие роды – это не какие-то внешние условия, а сама женщина, которая что-то поняла про боль.

Не в родах (я не верю в боль в родах в том понимании, как все привыкли толковать), а в жизни. В том, что называется в ней трудностями, страданием, испытанием. И что в женской жизни является абсолютно другой территорией.

В том числе – и в первую очередь – роды.

Глава 46

О суррогатах

Очередной приём в Zoom, женщина просто нашла меня в инстаграме:

– Тридцать две недели, по УЗИ – тазовое предлежание, доктор сказала забыть о родах и готовиться к кесареву. Можете помочь принять эту мысль? Я так расстроена!

Живёт и наблюдается в Москве…

Вспомнила своё раннее материнство. Я жила настроенной на всё натуральное и естественное, убеждённой, что всё должно идти только так, как задумано природой. Кормить самой, минимизировать отношения с поликлиникой, уходить под расписку из больницы, если лечить маленький гнойничок предлагают на всякий случай антибиотиками (прошёл от листьев алоэ). Идейной такой, в общем. Ребёнка никому не оставляла, всё сама.

Но жизнь берёт своё. Образовалось неотложное дело, где без личного присутствия никак. Прошу свекровь буквально час посидеть с трёхмесячным сыном (сытым, сухим и мирно спящим) исключительно в роли наблюдателя, никаких действий.

Через сорок пять минут влетаю домой. Уже с лестницы слышу крик – Женя весь выпачкан чем-то неприятно-жёлтым:

– Мама! Что это?!

– Ой, ну решила разбудить и покормить, а то что он, бедненький, всё на молоке твоём тощем…

– Чем? Зачем?! Я же просила – ничего!

– Да ладно тебе, что такого, печеньица растолкла в нормальном молочке (магазинном, как понимаете) и дала…

И каждый раз, когда свекровь оказывалась возле внуков, тщательно мною оберегаемых от доисторически-совкового подхода к детскому питанию, в ход с упорством пионера-героя пускалось оружие массового поражения: копчёная не иначе как в трубе угольной электростанции шейка, печенье со сливочным кремом, щедро намазываемые паштетом вечного срока хранения белые батоны и прочая невообразимая гадость.

И вот у меня уже четверо детей. Прибегает дочка:

– Мама, мама, там бабуля хочет нас колбасой кормить!

Несусь на кухню. Бабуля прилежно строгает ярко-розовое нечто с нежным названием «Детская»:

– Это же академики специально для детишек разрабатывали, ты что, не веришь?!

Суррогаты. Подделки. Фальшивки. Мы окружены ими. И ладно, если это какие-нибудь кроссовки Adibas или сумочка Prada за пару-тройку тысяч рублей. Страшнее, когда суррогатами являются убеждения, идеи и методы.

«Излились воды? Вы что, не понимаете, что ребёнок не может дышать?»

«Больше сорока недель? Смысл перехаживать?! Ребёнок там страдает! Думайте не только о себе, но и о нём!»

«Рожать самой?! Терпеть такую боль? Двадцать первый век, мы избавим вас от