Родить легко - Инна Мишукова

Потом роженицу кладут на спину и на ближайшие шесть-семь часов ставят мочевой катетер: мочевой пузырь во время операции должен оставаться пустым, а после неё она не будет чувствовать низ тела ещё несколько часов. Вводят лекарства: пенициллины, цефалоспорины, кетотоп, трамадол, фраксипарин, аспирин, парацетамол, карбетоцин, окситоцин, физраствор хлорида натрия, антагонисты H2-рецепторов или ингибиторы протонной помпы.

Дальше делают разрезы кожи и подкожного жира. Два врача вводят руки между мышцами и изо всех сил раздвигают, именно так – изо всех сил. Знакомый доктор говорил мне, что в этот момент один смелый папа, уверявший, что «готов увидеть всё», побелел и выскочил из операционной. Аккуратно добираются до матки, делают надрез порядка десяти сантиметров. Через него доктор наощупь находит голову, обхватывает рукой, пригибает и выводит наружу. Если ребёнок в заднем виде, то есть личиком кнаружи, сгибание осложняется. Если крупный (четыре и больше) или лежит косо, асинклитично, порой всё длится довольно долго. Операционная бригада в такие моменты как бы замирает.

Когда видела в начале практики подобные трудные извлечения (очень страшно, казалось, что рука врача всё просто раздавит и сломает внутри), не могла понять – почему не разрезать побольше? Но нельзя! Есть риск ранения, и чем разрез меньше, тем безопаснее для крупных сосудов, задеть которые – не дай бог…

В целом похоже на какое-то трудное своего рода вывинчивание тугой, плотно притёртой пробки: о какой там «лёгкости и безопасности» можно говорить? Ничем не легче естественных родов. А по мне – так тяжелее, причём на порядок. И речь – заметьте! – только о физической, физиологической стороне вопроса. О прочих, прежде всего гормональной и психической, уже писала и напишу ещё.

Не раз расспрашивала докторов: чего вы опасаетесь, производя кесарево сечение? Ответы: неправильно согнуть голову; поранить сосуды, вызвав глобальное кровотечение; повредить другие органы; сложного извлечения и необходимости увеличить разрез (со всеми вытекающими). Цитата: «Однажды пытаюсь ухватить голову и молюсь: не сломать бы шею или трубчатые кости!»

О длительном и сложном восстановлении после кесарева можно написать десятки страниц, желающие найдут всю информацию в интернете. Упомяну лишь существенные риски при последующей беременности: врастание плаценты в рубец, что может спровоцировать массивное кровотечение и даже удаление матки; несостоятельность рубца; невынашивание. И некоторые факторы риска для новорождённых: родовые травмы; необходимость реанимации; недоразвитие лёгких.

Прекрасный, лёгкий, быстрый и безопасный выход? Неужели?

Глава 49

Про холодный бассейн и закон парности

Встретились мы так: позвонила менеджер МЕА и сказала, что одна женщина никак не может попасть ко мне на приём – маленькие дети, прочие хлопоты, а роды уже вот-вот, на носу. И вопрос заключался в том, возьму ли я её на сопровождение без знакомства и какого-либо анамнеза.

Я в то время даже не работала, а вкалывала, как шахтёр в забое, без разбора рожающих, сна и выходных, и потому ответила – да, беру. Примчалась в роддом, переоделась, жду.

Женщина ехала не из дома, а из гостей, где у неё начались схватки. И вот пара входит в приёмное отделение. Сразу видно, что люди необычные – по крайней мере, для наших широт, – взгляд на них поневоле останавливался. Только потом узнала, что они ортодоксальные иудеи, причём муж не абы кто, а раввин. Мужчина в кипе и чёрном костюме, женщина в красиво поблёскивающем, чуть ли не парчовом платье в пол с рукавами до запястий, на голове некое подобие чалмы.

Все вещи для роддома заранее собраны в чемодан, который постоянно лежал в машине. Оформились, перебрались в палату. В приёмном она переодеваться наотрез отказалась, сделала это только в палате.

Процесс её разоблачения меня заворожил. Всё происходило настолько плавно, женственно, с долей смущения от присутствия пусть и того же пола, но чужого человека… Надо было видеть в это время меня – маленькая, худенькая, до потери сознания умотанная круглосуточной пахотой лошадка, никогда не знавшая маникюра и каблуков, с вечно растрёпанным подобием стрижки на гудящей с недосыпу голове и огромным опытом публичных переодеваний. Я просто перестала чувствовать себя женщиной, окончательно превратившись в нечто андрогинно-бесполое в безликой медицинской форме и удобных, но совсем неизящных резиновых кроксах.

Неторопливо стянутое длинное платье, медленно размотанная чалма, томные движения – всё выглядело настолько чарующим, что казалось, будто это создание из какого-то параллельного мира. Роженица со столь же красивым именем Рахиль легла в ванну, а я принялась структурировать торопливо собранный анамнез. В её двадцать пять она собиралась рожать уже третьего.

На схватку Рахиль закрывала глаза и вытягивалась в струнку – стройная, черноволосая, смуглокожая, прекрасная как Сальма Хайек, с аккуратным животиком. И всего через два часа под лёгкий, почти волнующий стон из неё буквально вынырнул, вытек стремительной каплей – ванну роженица так и не покинула – ребёнок.

Назвать родами это роскошное, недолгое, практически эротическое действо казалось чем-то даже странным. Молодой симпатичный дежурный доктор персидских кровей, пришедший к моменту родов и вместе со мной наблюдавший всю его магическую прелесть, восхищённо щёлкнул языком, тихо пробормотав:

– Да… Вот умеют же еврейские женщины рожать! Красота, больше ничего не скажешь.

Никаких сложностей, разрывов и жалоб.

Потом мы очень мило болтали. Рахиль поведала о предстоящем обряде обрезания, что из Земли обетованной к ним с замечательной оказией приедет самый авторитетный в этом вопросе моэль (специалист, совершающий обрезание), как они счастливы совпадением его визита в Москву с появлением на свет их сына. Моему младшему тогда светила аналогичная процедура – правда, по медицинским, а не религиозным соображениям, – и я с большим интересом впитывала подробности, поинтересовавшись, не одарит ли и нас своим вниманием израильский чудо-специалист.

Проникшись друг к другу симпатией, мы затронули ещё немало разных тем. Зашла речь и про особенных детей. Узнав о Платоне, Рахиль рассказала, что всё их чадолюбивое сообщество проникнуто твёрдой уверенностью – такие дети приходят именно туда, где их могут любить, случайностей тут не бывает. Очень хотелось бы верить её словам… Я тогда не на шутку расчувствовалась.

Разговор вышел душевным. Рахиль оказалась девушкой очень умной, приятной, дружелюбной и крайне женственной – не в смысле своей действительно сногсшибательной внешности, а в более высоком определении истинной женщины-матери, способной понять и принять любого.

Позвонив через пару лет, Рахиль сообщила, что снова ждёт ребёнка, но в роддом больше не хочет:

– Третьего родила за два часа, этого явно рожу так же или ещё быстрее, и ехать в роддом