Советская ведомственность - Коллектив авторов

и построению городов, применяя этот принцип так же, как мы применяем его в промышленности и ж.-д., абсолютно учитывая все ценности, высчитывая всю стоимость города»[776]. Показательна иерархия ведущих градостроительных факторов, которые, согласно подходу ГУКХ, озвученному Коршуновым, определяли развитие города: «Какие моменты больше всего влияют на город? Оказывается, что в современных условиях жизни больше всего на город влияет отношение к транспорту. Второй факт<ор> влияния [—] это вопрос о промышленности. До некоторой степени для больших городов, роль играет и их административно-политическое значение, а в дальнейшем и культурно-просветительное и торговое»[777].

Сравнение основных положений концепций ГУКХ и ВСНХ показывает, что они были антиподами как в целом, так и в деталях. Совершенно противоположно концепции ГУКХ, фактически в обратной последовательности, ВСНХ устанавливал взаимосвязь ключевых элементов системы расселения: «город – транспорт – промышленность». Для ВСНХ отправным пунктом была новая промышленность: она размещалась независимо от существующей транспортной сети и системы расселения, требуя создания совершенно новых путей сообщения и поселений[778]. Если ГУКХ обследовал существующие города РСФСР и изучал закономерности сложившейся к тому времени системы расселения, то ВСНХ шел принципиально иным путем – исходил из задач народно-хозяйственного развития страны, важнейшей из которых было создание советской тяжелой промышленности. По отношению к существующей системе расселения разработанная Госпланом и ВСНХ программа индустриализации являлась «преобразовательской». Она была призвана устранить сложившиеся в дореволюционный период диспропорции в размещении производительных сил путем размещения новых промышленных гигантов и обслуживающих их поселений в неосвоенных районах[779]. Специалисты Госплана и ВСНХ не были компетентны в вопросах градоведения, а стоявшая перед ними задача не имела аналогов в мировой истории. Поэтому они выстраивали свою, так называемую «социалистическую» концепцию расселения и нового районирования страны теоретически, формально-логическим путем – критикуя «буржуазные» теории, и прежде всего «Теорию размещения промышленности» А. Вебера[780]. Аналогичным образом, с антивеберовских позиций, понимали концепцию социалистического расселения в конце 1920‑х – начале 1930‑х годов и работники Сибирского краевого совета народного хозяйства (Сибкрайсовнархоза). Так, в краевом периодическом издании «Социалистическое хозяйство Западной Сибири» в 1932 году повторялись основные положения концепции и вся пропагандистская риторика о «природе советской экономики»:

В советском хозяйстве трудовые ресурсы размещаются в тесной связи с размещением самих объектов промышленности. И принцип равномерного размещения производительных сил одинаково относится и к труду. <…> Не погоня за дешевой рабочей силой является принципом для советского размещения, а такое размещение, которое позволяет поднять материально-культурный уровень трудящихся на небывалую высоту[781].

В годы первой пятилетки установка на то, что стоимость строительства новых городов составит лишь незначительную часть от стоимости строительства их градообразующих предприятий, стала одним из главных экономических обоснований переноса нового промышленного строительства в неосвоенные районы. Убежденность в этом была столь велика, что Цекомбанк в декабре 1930 года предложил законодательно «установить известные пропорции между затратами на строительство промышленных предприятий и самого города, их обслуживающего»[782]. Цекомбанк считал: если стоимость города составляет до 25% от стоимости завода, то необходимая «пропорциональность соблюдена», если 35% – то «цифры требуют проверки», а при 45% – затраты «возбуждают уже сомнения»[783]. Одним из негативных результатов реализации новых подходов к городу и системе расселения стал единодушно отмечаемый историками фактический «провал программы капитального жилищного строительства в новых промышленных городах» СССР[784]. В Западной Сибири создание новых промышленных городов – Новосибирска, Кемерово (Щегловска), Анжеро-Судженска, Ленинска-Кузнецкого, Прокопьевска, Киселевска, Сталинска (Новокузнецка) – затянулось на многие десятилетия, по существу заняв весь XX век. В результате в 1930‑х годах возник феномен «недостроенного города»[785], который испытывал острый дефицит жилого фонда, практически не имел благоустройства, инженерных сетей, культурно-бытовых и коммунальных сооружений; население этих городов проживало в жилищных суррогатах, наподобие землянок и бараков (см. ил. 13–22). Здесь очевидно противоречие. Ведь получается, что требовавшие ничтожных средств города остались недостроенными, а куда более затратное промышленное строительство было в целом успешно завершено. Несоответствие исходных посылок и результатов вызывает закономерный вопрос: как в действительности соотносились стоимости города и его градообразующего предприятия?

Как следует из архивных материалов, расхождение между капиталовложениями, запланированными в годы первой пятилетки и фактически необходимыми для создания новых городов, обнаружилось лишь в годы второй пятилетки. В это время были составлены и начали утверждаться генеральные планы новых городов Западной Сибири, а инженеры-экономисты проектных организаций получили возможность подсчитать их полную стоимость[786]. К 1933 году был разработан проект планировки Тыргана – нового города для угольщиков Прокопьевского района. Благодаря увеличению доли облегченного строительства проектировщикам удалось снизить отчисления на каждого из 400 тысяч жителей до 2,5–3 тысяч рублей. После этого, согласно расчетам, стоимость строительства города составила от 1 до 1,2 миллиарда рублей, что требовало не менее 100 миллионов рублей ежегодных вложений. Однако, как заявил обескураженным архитекторам на обсуждении проекта представитель Кузбассугля, «100 миллионов в год на жилстроительство в одном только районе мы не сможем выделить». Дело в том, что утвержденные правительством ежегодные ассигнования для «всего Кузбасса» в целом составляли только 150 миллионов рублей. Из них, в полном соответствии с теорией «вторичности» городов, на промышленное строительство отводилось 100 миллионов, а на жилстроительство – только 50 миллионов[787]. Таким образом, расходы, требовавшиеся на создание одного только Тыргана, были сопоставимы с капиталовложениями во всю угольную отрасль Кузнецкого бассейна. А ведь кроме Тыргана аналогичные соцгорода для угольщиков планировалось построить в 1930‑х годах также в Ленинском и Анжеро-Судженском районах Кузбасса. Положение усугублялось тем, что во всех районах Кузбасса имелись уже существующие рабочие поселки с более насущными проблемами, чем у только проектировавшихся городов: эти поселения требовали крупных финансовых затрат на решение крайне остро стоявших вопросов расширения жилищного фонда и благоустройства.

Стоимость строительства Первого Кузнецкого металлургического комбината (КМК) составила около 600 миллионов рублей. Капиталовложения в строительство возникшего при нем города Сталинска к 1935 году, в полном соответствии с теорией «вторичности» селитьбы, достигли 100 миллионов рублей. Однако, как отмечалось в докладе в СНК РСФСР летом 1935 года, эта сумма составляла лишь «около 9% от общей окончательной стоимости сооружения города»[788]. Для строительства Сталинска (по проекту 1935 года – на 225 тысяч человек) требовалась сумма, превышавшая 1 миллиард рублей. На совещании по строительству Южного Кузбасса в июле 1935 года подчеркивалось, что эти «1.200 млн. руб. [—] это стоимость города на левом берегу Томи (то есть только города при КМК. – С. Д.), не включая городов, которые могут возникнуть около паровозного и второго металлургического заводов»[789].

Согласно утвержденной в 1935